Басурманин. Крылья каарганов
Шрифт:
– Неужто ты спужался быть поверженным? – усмехнулась Влада. – Коли твоя правда, Усман, и с палкой воином не стать, тебе нечего страшиться.
– Ежели, княже, правда твоя, и воином даже с палкой становятся, то сразись со мной. Отважишься? – выхватил саблю Дамир.
– Не убоишься супротив князя сваво выступать? – ухмылка засияла на лице Владелины, на миг заставив Дамира усомниться в верности задуманного. – Что же! Быть по сему! Токмо биться со всех сил, не отлынивать.
– Княже, разве мы за тем в становище ехали, чтобы ты ребячеством забавлялся? – Дамир уловил тревогу в голосе и взгляде сотника.
– Тебе нечего страшиться, Артемий Силыч! – попытался успокоить его Дамир. – До крови биться не станем, тем паче головы рубить.
За разговорами он пропустил первый удар, оказавшийся столь мощным, что сбил с ног.
– В бою речи вести, что самоё себе голову снести! – повторила Влада слова Борича. – Притомился, хан? Пошто собой землю согреваешь?
Дамир сцепил зубы, вскочил и кинулся на Владу. Его удар она еле успела отбить.
– Нешто тебя то не касаемо? – оскалился он, скрестив клинки и отпихнув от себя Владу.
Она сжалась и бросилась на него. Больше сшибка речами не прерывалась. Оба противника лишь изредка покрикивали, бросаясь друг на друга. Рычали, скрипели зубами, сверкали гневными взглядами.
Трижды Силыч желал остановить битву. И трижды ему казалось, что Дамир отступал. Всякий раз, когда рука хана, сверкая саблей, взлетала над головой, сотник хватался за меч, готовый броситься на подмогу. С тревогой он косился на Усмана. Тот тоже сжимался и хватался за саблю, когда хан начинал брать верх. Он явно готовился кинуться на него и закрыть князя собой или оттащить в сторону яростного степняка.
Засмотревшись на Усмана, Силыч пропустил тот миг, когда Дамир стал теснить Владу к торчащему из земли корневищу. И не успел сотник подумать, что Влада споткнётся и упадёт на спину, как и её брат когда-то, Дамир бросил саблю под ноги Владелине.
– Твоя взяла, княже! – коснувшись груди и склонив голову, прохрипел он.
Тяжело дыша, Влада глядела на хана с нескрываемым раздражением:
– От битвы лытаешь 12 , Дамир?
– Не гневайся, княже! – поднимая саблю, он старался говорить тихо, желая потушить пламя недовольства любимой. – Не желал тебя ранить.
12
Лытать – уклоняться, отлынивать.
– Я велел в полную силу биться, а ты…
Силыч подошёл к Владелине и положил ей руку на плечо:
– Княже, Дамир прав. Как ему супротив тебя биться в полную силу, ежели он клялся верно служить, да клинка на тебя и народ твой не обнажать?
Владелина покосилась на Усмана. Тот лишь кивнул соглашаясь:
– Ты, княже, и вправду противник отважный! Ловкий, сноровистый! С таким в бою нелегко сладить. И хану непросто пришлось, я-то его не раз в бою видал. Но и битва была не за жизнь, а лишь забава. В кровавом поединке тебе супротив него не выстоять. Да и никто из воинов кыпчакских, что многие битвы с ханом прошли не отважатся супротив него выйти. Не сыскать равного по силе хану Дамиру!
– То ты лишку хватил, Усман! – ухмыльнувшись, замотал головой Силыч. – Хан твой воин знатный, коли сам Джамбулат от него бежал. Токмо на сей раз он пострашился в полную мощь перед князем предстать.
Силыч взглянул на хана. Тот смотрел на лошадей, словно его те речи и не касались. Влада подошла и встала перед ханом:
– Усман верно говорит?
– Верно! – вскинув голову, тихо заговорил Дамир. – Ежели я призову духов, дабы в полную силу биться, то никому предо мной не устоять. А и не призову, в пылу битвы не отступлю, покуда враг повержен не будет. Чтобы меня остановить, придётся меня убить. Но покуда не сыскался воин равный по силе. Был один. Улубий. И тот от моей руки пал.
– Коли так, ворогам, что на подступах к Рязани бродят, худо придётся. И коли хан столь силён, то не убоится же он супротив меня выйти? Я на голову выше и в плечах вдвое шире хана буду, да и бить стану вполсилы.
Дамир покосился на сотника:
– Мы в становище не для забавы ехали, Артемий Силыч! – попытался он уйти от сражения.
Но Силыч уже выхватил меч и поигрывал тяжёлым клинком, что веткой ракиты.
– Ну, нет! Ты тут силушкой похвалялся, так покажись!
Дамир поглядел на Владу, Усмана, Силыча и отвернулся. Сделав пару шагов к мирно пасущимся жеребцам, он выхватил саблю и, рыча, бросился на Силыча.
Воеводой Артемий Силыч славился самым сильным и отважным среди всех воевод княжеств Руси. Равного ему не было от Чернигова до Новгород-Северского и от Полоцка до Тьмутаракани. И, впав в немилость к князю Мстиславу, став сотником, былой хватки не утратил. Посему коварный замысел хана разгадал мигом и был готов. Отразил и первое его нападение, и второе. Мощные удары меча сыпались на Дамира, словно орехи. Но и хан не промахивался. И когда клинок обагрила кровь сотника, он бросил саблю к его ногам, отступил и опустился перед ним на колени.
– Гиблая то затея была, Артемий Силыч! – склонив голову, прохрипел хан, боясь поднять взор на Владелину. – Видят духи, не желал я того. И коли клялся, что сабля моя русича не коснётся, приму волю князя и твою.
– Об чём ты сказываешь, в толк не возьму? – Силыч зажал неглубокий порез на руке, покуда Владелина развязывала мешочек с сухими листьями, который сотник всюду носил с собой. – Вот посыплю трухой на царапину и хвори как не бывало.
– Встань! – не глядя на него, недовольно пробурчала Владелина. – В становище с Усманом поезжайте. А то, что было тут, наперёд нам всем ученье!
Когда половцы удалились, Силыч убрал за пазуху мешочек и поглядел на Владелину:
– А и правду сказывал Усман, нет хану равного в битве. Одолеть его не под силу даже мне. И то добро, то ладно, что хан Дамир и воины его Рязанское княжество стерегут. Супротив силы такой не сыщутся глупцы в битву идти.
Влада молча смотрела вслед удаляющемуся Дамиру.
– А что хан про духов сказывал? Нешто он и вправду их призвать может? – призадумался Силыч.
Она посмотрела на сотника и вздохнула: