Басурманка
Шрифт:
Подвижный, ловкий, остроумный, всегда искрящийся жизнью и весельем – это ее герой, ее идеал, ее самый дорогой товарищ и единомышленник. Пусть у нее как в раннем детстве, так и теперь происходят с ним непрерывные ссоры и даже «схватки боевые» – пусть! Пусть изо всех только он один невыносимо ее дразнит, в ответ на что ее кулачки изо всей силы барабанят по его спине и плечам, а тонкие цепкие пальчики беспощадно впиваются в курчавую черную голову – пусть! Все это такие пустяки! Зато никто, кроме Сережи, не умеет выдумать таких интересных игр, так неподражаемо хорошо изобразить каждого, затеять тут же, под самым носом у «миски», что-нибудь необычайное. Пусть
И, главное, никто так хорошо, как Сережа, не понимает и, право же, никто, никто не любит ее так, как он. Дразнит, мучает иногда до слез, а любит крепко. Нет, положительно лучше ее милого, славного Сережи нет и, кажется, не может никого быть на свете!
Глава 3
Прошло два дня с того памятного вечера, когда старик Сазонов привез печальную новость. Никакие дальнейшие слухи и вести о происходящем на полях сражений еще не успели проникнуть в Благодатное, однако, невзирая на это, у обитателей его появились новые заботы. И в девичьей, и в господских комнатах шли усиленная кройка и шитье: наскоро заготовляли белье, щипали корпию [7] для раненых. Хотя вести о них, имена и число жертв еще не стали известными, но, к сожалению, сомнений быть не могло: там, где встретились неприятели, уже полилась живая человеческая кровь.
7
Корпия – перевязочный материал, состоящий из нитей расщипанной ветоши.
Владимир Петрович писал длинные срочные письма, которые с нарочными [8] отправлялись в Москву и Петербург. С нетерпением ожидали возвращения посланий. В остальном жизнь текла своей обычной чередой.
В непарадном, так сказать, служебном уголке сада, прилегающем к домашним постройкам и нарочно к тому приноровленном, варка варенья в полном разгаре. Два громадных таза бурлят и клокочут на жаровнях. Светло-розовая пена колышется на их поверхности, распространяя соблазнительный сладкий аромат.
8
Нарочный – курьер.
Около жаровен хлопочет ключница Анфиса, мастерица и большая искусница в этом деле. Быстрая, ловкая, черноглазая Матреша помогает ей, подхватывая с огня и слегла потряхивая то один, то другой таз в ту самую минуту, когда он принимается кипеть слишком бурливо, угрожая красоте и целостности ягод.
Мухи и пчелы, почуяв лакомый запах, стаями роятся над сладкой влагой и миской, в которую снимается аппетитная накипь. Они, вероятно, плотной массой облепили бы соблазнительную снедь, если бы на страже не стояла Женя, вооруженная длинной липовой веткой.
Девочка уже с час вертится тут, принимая деятельное участие в происходящем. Слитое в громадные миски, готовое, еще горячее варенье и розовая пенка многократно испробованы и одобрены ею. В настоящую минуту вся ее заботливость сосредоточена на бурлящих тазах.
– А что, Анфисушка, неужели еще не готово? – осведомляется девочка.
– И где там готово, барышня! Пены-то вон сколько наверху собралось! А как оно, значится, доходить уже начнет, чистенькое станет, прозрачное.
– Так почему же оно пахнет, точно готовое? – сомневается
Анфиса, улыбаясь, подает ей полную ложку.
– Ой, как горячо! – слегка ожегшись, говорит девочка. – А вкусно! Прелесть! Право, Анфисушка, готово… А что, Матреша, как, по-твоему, вкусно? – сует Женя девушке оставшуюся половину. – Да постой, тут так мало, что ты ничего не разберешь. Вот теперь попробуй, – зачерпнув из таза полную ложку, снова протягивает она той.
– Скусно! – хоть и опалив язык, но с наслаждением облизываясь, подтверждает Матреша.
– Видишь, Анфиса, – ссылаясь на этот неоспоримый авторитет, снова настаивает Женя. – С чего бы ему такому вкусному быть, если бы оно не готово было?
– А с чего ж ему и неготовому скусным-то не быть? – возражает женшина. – Ягоды да сахар, их, небось, и сырьем ешь, и то скусно.
– Вот погоди, мы сейчас сравним, – не сдается Женя. – Отсюда ложку возьму и оттуда, – указывает она на уже слитое в миску варенье. – Тогда и посмотрим, такое ли оно самое.
Точно и добросовестно определить сразу невозможно, приходится повторить пробу несколько раз. К расследованию снова привлекается Матреша.
– Правда твоя, Анфисушка, не совсем еще готово. То, первое, повкуснее будет. Как ты думаешь, Матреша?
– Это, будто, малость покислее, – указывает девушка на таз. – Ан все же скусно.
– Покислей!.. Скусно!.. – передразнивает неодобрительно Анфиса. – Подумаешь, знатокша какая! Балует ее барышня, а она и впрямь воображает о себе. Эх, барышня, испортите вы мне Матрешку, вон как Малашку свою испортили. Жалится мать-то ейная, что совсем девчонка от рук отбилась. Вы ей и ленточки, и бусы, и галстучки, и платьица со своего плеча. Ходит, расфуфырившись, будто и впрямь барышня какая; до нее и не подступись, так те и фыркнет, только слово скажи. Вконец девку избаловали, куда ее такую девать-то потом! – проговорила ключница не без затаенного оттенка зависти к приставленной для услуг барышень Малаше, действительно избалованной, но, со своей стороны, безгранично преданной и обожавшей их.
– Не ворчи, не ворчи, Анфисушка! Никуда ее «девать» не придется, так при нас она век жить будет. Мы Малашу страшно любим, и я, и Китти, уж такая она хорошая. И умница: смотри, как скоро я ее читать выучила, прямо удивительно!
В это время внимание Жени было отвлечено появлением Бори с его вечным спутником Степкой, внуком дворецкого.
Видно, не одних мух и пчел привлекал соблазнительный сладкий запах, распространявшийся от жаровни. Между зеленью кустов, окружавших площадку, где происходило это притягательное событие, мелькали любопытные, по большей части отчаянно белокурые, растрепанные головы и замурзанные лица дворовых ребятишек – все свита Бори и его правой руки, Степки. С любопытством взирала детвора на происходящее, бросая красноречивые умиленные взгляды на соблазнительные, неотразимо пахнущие тазы.
– Анфисушка, пеночек! Пожалуйста, пеночек! – Боря сразу приступил прямо к цели, приведшей его сюда.
– Анфисе некогда, поди я тебе дам, – вызвалась Женя.
– И Степке тоже, – заявил мальчуган.
– Еще бы ты один лакомиться стал! Только этого недоставало! Конечно, обоим дам.
Девочка наложила варенья в большое блюдечко.
– Нате, получайте.
А потом обратилась к трепаным головенкам:
– А вы чего рты разинули? Небось, тоже пенок хотите? Да чего там с ноги на ногу переминаться. Выходи, команда, ну-у… Будет пир на весь мир.