Батальон прорыва
Шрифт:
Полуденное солнце высоко поднялось над лесом и теперь щедро поливало теплом землю и людей в повозке. Бондаренко вытер рукавом пот со лба, обернулся к Скоморохову:
– Товарищ младший лейтенант, як вы разумиете, война буде, чи ни?
Андрей покосился на поляка, обернулся к красноармейцу, пожал плечами.
– Этого, Бондаренко, никто не знает.
За Скоморохова ответил Колесников:
– Даже если немец посмеет на нас напасть, то война будет недолгой и закончим её малой кровью на чужой территории. Накостыляем мы немцам, как накостыляли японцам и финнам. Вот, товарищ младший лейтенант
Скоморохов промолчал, говорить, какой ценой досталась эта победа, не хотелось, не рассказывать же о многих жертвах, об окруженных финнами дивизиях Красной армии, о массе раненых, больных и обмороженных бойцов. Диверсант ухмыльнулся, сплюнул на дорогу, тихо выругался по-польски:
– Пся крев.
Андрей сурово посмотрел на поляка.
– Ты бы, дядя, не ругался. Я ведь польский язык хорошо знаю, а то отведем тебя в лес, расстреляем, а потом скажем, что ты бежать пытался. Так что лучше тебе молчать.
Диверсант зло глянул на младшего лейтенанта, но своих мыслей вслух выражать не стал. Колесников обратился к Скоморохову:
– Завидую вам, товарищ младший лейтенант, вы и польский, и немецкий языки знаете, и финские слова вам знакомы, а мне эта наука плохо дается.
Андрей поучительно изрек:
– Язык возможного противника надо изучать.
Колесников облизнул пересохшие губы, попросил:
– Мне бы попить, а то моя фляжка на заставе осталась.
Скоморохов обратился к Бондаренко:
– Павел, дай младшему сержанту воды.
Бондаренко протянул Колесникову фляжку. Тот попил, вернул фляжку, утер губы здоровой рукой, спросил:
– Долго еще до Перемышля?
Скоморохов глянул на перевязанное плечо Колесникова.
– Что, болит? Терпи, скоро приедем. Там тебя быстро на ноги поставят, а за добросовестное несение службы пожалуют в сержанты, а может, и наградят.
– Может, и наградят. Я не против. Только поскорее бы доехать, трясёт очень. – Колесников покосился на ездового Ахмедова. – Нашему Хайдару только дрова возить.
Хайдар оглянулся, возмущенно произнес:
– Зачем на меня так говоришь? Командир приказал, нарушитель быстро Перемышль везти, я везу.
Колесников отмахнулся.
– Вези, если приказали.
Хайдар прикрикнул на лошадей, повозка подпрыгнула на кочке. Колесников застонал, схватился за плечо, косо посмотрел на поляка, виновника ранения, затем перевел взгляд на Скоморохова:
– Товарищ младший лейтенант, а правду говорят, что Перемышль раньше русским был?
– Из летописей известно, что в девятьсот восемьдесят первом году киевский князь Владимир Святославович пошел войной на поляков и взял у них червенские грады, в том числе и Перемышль. После монгольского нашествия город опять перешел полякам, а позже стал частью Австро-Венгрии. Австрийцы превратили его в крепость, часть укреплений стоит в городе и сейчас. Во время империалистической войны, в пятнадцатом году, русские войска захватили город, но вскоре вынуждены были отступить. В двадцатом он снова стал польским. Ну а в тридцать девятом в него вошла Красная Армия…
Поляк хмыкнул, тихо вымолвил:
– Ненадолго.
Скоморохов, не обращая на него внимания, продолжил:
– Другая его половина, за рекой Сан, отошла Германии.
Колесников спросил:
– И откуда же, товарищ младший лейтенант, вы столько знаете?
– Историей увлекался, а о городе мне один старик еврей рассказывал. Тоже любитель истории. Он говорил, что…
Возглас Бондаренко прервал речь Скоморохова:
– Товарищ младший лейтенант, побачти, що це таке?!
Скоморохов посмотрел вперед, куда указывал красноармеец. Поперек дороги валялся спиленный столб телефонной связи и обрезанные провода.
– Ахмедов, стой!
Скоморохов спрыгнул с повозки, подошел к столбу, почесал затылок.
– Да-а, работы здесь изрядно. Вот сволочи. Это что же получается, теперь у заставы нет связи с комендатурой и штабом отряда. Колесников, пригляди за поляком. Ахмедов! Бондаренко! Давайте уберем столб с дороги.
Скоморохов и пограничники взялись за столб, когда прогремели два выстрела. С младшего лейтенанта слетела фуражка, Ахмедов схватился за правый бок. Лошади испуганно шарахнулись с дороги, Колесников едва успел ухватить вожжи одной рукой и крикнуть:
– Справа стреляют, из леса!
Скоморохов присел, выхватил из кобуры револьвер «наган». В сторону зарослей выстрелил из винтовки и Бондаренко.
Ответных выстрелов не последовало. Видимо, не совсем меткие выстрелы и отпор пограничников заставили немецких диверсантов ретироваться. Скоморохов перевязал Ахмедова, затем вместе с Бондаренко снова взялся за столб. Когда дорога была освобождена от неожиданного препятствия, Скоморохов торопливо сел в повозку.
– Поехали, надо срочно доложить в отряде о диверсии, чтобы выслали на починку связистов.
Перемышля достигли ближе к вечеру. Ехали по извилистым, выложенным камнем улицам и улочкам, мимо старинных домов, лавок, церквей, соборов, костёлов, шпили которых уткнулись в голубое безоблачное небо. Город утопал в зелени, но сейчас было не до его красот. Скоморохов спешил поскорее добраться до штаба 92-го погранотряда НКВД, передать в нужные руки диверсанта, определить на излечение раненых Колесникова и Ахмедова и сообщить обо всех происшествиях, которые произошли со вчерашней ночи. Докладывать пришлось два раза: один раз начальству погранотряда, второй – лейтенанту госбезопасности НКВД по фамилии Шилохвостов. Лет тридцати пяти, узколицый, низкорослый и худощавый Шилохвостов впивался пытливым взглядом темно-серых глаз в Скоморохова, хмурил белесые брови, хрипловатым голосом подробно выспрашивал о каждой мелочи. Особенно интересовался действиями начальника заставы лейтенанта Ковальчука и политрука Зарецкого, спрашивал о связях пограничников с местным населением, о том, какие разговоры ведутся на заставе по поводу войны с немцами. Скоморохов отвечал обдуманно, знал: одно неосторожное слово может погубить товарищей по службе или его самого. Шилохвостов разговором остался доволен, крепко пожал руку, поблагодарил за ценные сведения и за задержанного диверсанта. На прощание сказал:
– Поскольку связь с вашей заставой еще не установлена, вы получите пакет с письменными распоряжениями для лейтенанта Ковальчука. Ночью ехать небезопасно. Заночуете при штабе отряда, я распоряжусь. Ну, а с утра пораньше в путь…
Получив пакет, Андрей Скоморохов устроил Бондаренко на ночлег, предупредил, что разбудит его рано утром, а сам отправился исполнять поручение Ковальчука.
К небольшому двухэтажному дому, где снимали комнаты Антонина с детьми и Варя, он подошел в сумерках. Дверь ему открыл старик с курчавой седой шевелюрой: