Батальоны просят огня (редакция №2)
Шрифт:
Иверзев отбросил карандаш, пальцами коснулся белейшей полоски подворотничка, словно он давил горло, после паузы четко повторил:
– Двое суток! Вчера дивизия получила пополнение боеприпасами, кроме того, нам приданы танки…
«Так вот оно что! – подумал Борис, вспомнив горящую станцию, и на миг поймал тревожный, ускользающий взгляд полковника Гуляева. – Что он?»
– Задача дивизии следующая! – звучал голос Иверзева. – Два дополненных батальона Восемьдесят пятого стрелкового полка сегодня к рассвету, а именно к пяти часам утра, сосредоточиваются: в районе деревни Золотушино – первый батальон майора Бульбанюка; второй батальон капитана
«Так! Значит, я поддерживаю Бульбанюка. Но какими двумя орудиями?» – подумал Борис, поискал глазами и нашел в углу комнаты крепко скроенного майора Бульбанюка, немолодого, с едва заметными оспинками на непроницаемо спокойном лице. Не подымая головы, он неторопливо делал пометки на карте, разложив ее на коленях; из-под планшетки видны были давно не чищенные, в ошметках грязи, стоптанные сапоги. «Но какими двумя орудиями? Где они?»
– Цель батальонов: любой ценой форсировать Днепр на правом фланге немецкой обороны, где разведка нащупала разрывы, вклиниться в оборону, выйти в тыл, завязать бой и тем самым отвлечь на себя внимание немцев. Направление первого батальона – Ново-Михайловка, второго – Белохатка. К этому времени вся дивизия будет сосредоточена в районе острова, готовая как бы к прыжку. – Иверзев ударил суставами пальцев по карте. – Как только батальоны, завязав бой, заставят немцев оттянуть часть войска с фронтальных позиций, дивизия нанесет удар по фронту с задачей занять широкий плацдарм на правобережье, южнее города Днепрова. Завязав бой в районе Ново-Михайловки и Белохатки, батальоны дают знать по рации – «Дайте огня», в случае хорошей видимости – четыре красные ракеты. По этому сигналу дивизия всеми орудийными стволами поддерживает батальоны, затем открывает огонь по немецкой обороне и переходит в наступление, соединяется с батальонами. Таков ход операции. Вопросы?
Уперев кулак в стол, Иверзев сел, оттолкнул карандаш, долго в молчании смотрел, ожидая вопросов, на плохо выбритые лица офицеров. Но никто вопросов не задавал, делали вид, что внимательно изучают карты на планшетках, – каждый из этих давно воевавших пехотных и артиллерийских офицеров хорошо понимал: то, что легко и, казалось, просто начертается в штабах, нестерпимо трудно оборачивается в деле.
Выдержанный и корректный полковник Алексеев, одной рукой прикрыв подбородок, другой вертел в пальцах массивный серебряный портсигар; тусклые блики, отскакивая от полированной крышки, скользили по его высоким залысинам над высоким лбом. Подполковник Савельев, поглаживая кончик пустой трубки, сосредоточенно посасывал ее; худые оттененные синевой щеки его ввалились. Капитан Максимов, неопределенно улыбаясь, чистил спичкой ногти, взглядывал на ничего не выражающее лицо Бульбанюка.
Было тихо.
Полковник Гуляев, наклонив крупную голову, так что видна была багровая сильная шея с заплатками пластыря, сжимал в кулаке носовой платок и, расставив колени, глядел на пол. И эта обожженная шея его, проседь в висках, скомканный носовой платок показались Борису жалкими в эту минуту. «Почему он не спрашивает о флангах? Почему он не говорит, что на левом берегу не осталось ни одного целого орудия? Не знает?» Борис вырвал листок из записной книжки, быстро написал: «На плацдарме не одно
– Разрешите, товарищ полковник? – громко сказал Борис, обращаясь к Иверзеву.
– Вопрос?
– Нет, не вопрос.
Борис поднялся и, провожаемый взглядами насторожившихся офицеров, передал записку полковнику Гуляеву и спокойно сел на свое место.
Тот медленно, преодолевая боль в шее, повернул голову к Борису, утомленно обвел его улыбнувшееся лицо что-то особо знающими глазами, развернул записку, прочитал и ничего не ответил. «Почему он молчит? Что он?» – уже раздраженно подумал Борис.
– Вопросы? – Иверзев глянул на ручные часы. – Время в обрез. Все ясно, товарищи офицеры?
Он нахмурился, встал.
– Полковник Гуляев. Кстати, кажется, вам передали записку? Надеюсь, не любовная?
Гуляев коротко улыбнулся на эту шутку, грузно поднялся, будто отяжелевший в ногах, и молчал долго, томительно выжидая, – лица офицеров повернулись к нему.
– Что вы молчите, Василий Матвеевич? – мягко, с какой-то надеждой спросил подполковник Савельев, и сейчас же Алексеев сказал:
– Дайте подумать Василию Матвеевичу…
– Товарищ полковник, – размеренным голосом проговорил Гуляев, обращаясь только к Иверзеву, – приказ ясен… Но вот что… Из четырех орудий полковой батареи два на плацдарме. Два разбиты вчера ночью и затонули при переправе. – Гуляев ссутулил широкую спину, спросил; – Кого мне прикажете посылать? Я прошу дополнительных огневых средств.
– Как два? – изумленно спросил Иверзев. – Почему так поздно докладываете? Да вы что?
– Виноват, товарищ полковник, – глухо ответил Гуляев. – Я не мог знать. Я выполнял ваше приказание на станции Узловой.
– С орудиями мы решим, – утвердительно сказал полковник Алексеев, раскрывая портсигар. – Придется, видимо, взять взвод в артполку. Да, придется.
– Товарищи офицеры! – стоя произнес Иверзев. – Всем немедленно приступать… Никого не задерживаю. Все свободны.
Из тепла, из света комнаты командиры батальонов стали выходить в плотную тьму улочки, в шум деревьев, на холодный ветер, сквозь который понеслись колыхающиеся голоса:
– Липтяев, лошадь!
– Сиволап, давай сюда! Где пропал?
Продрогшие ординарцы подводили лошадей ближе к крыльцу, застоявшиеся лошади, привыкшие к фронтовой темноте, косили глазами на свет из дверей, тревожно шевелили влажными ноздрями. Осенний воздух был зябок, а черное небо, вымытое в выси октябрьскими ветрами, мерцало студено и звездно, и ясен и чист был, как снежная дорога, Млечный Путь в холодных темных пространствах над этой деревушкой, над Днепром, над немецкой обороной по ту сторону его.
Командир первого батальона майор Бульбанюк, тяжело крякнув, перекинул крепкое тело в седло, буднично спросил Бориса, – тот, сходя по ступеням крыльца, закуривал, чиркал зажигалкой:
– Капитан, что там за ерунда на станции приключилась?
– Начальника тыла под суд отдают, кажется.
– Виноватого найти легко, – сказал Бульбанюк. – Липтяев, поехали!
И пустил коня рысью, опережая ординарца.
Полковник Гуляев вышел на крыльцо вместе с Алексеевым. В желтом квадрате распахнувшихся дверей Борис увидел их фигуры: невысокую, налитую полковника Гуляева, длинную, узкоплечую Алексеева. И мгновенно в свежем воздухе запахло цветочным одеколоном – чистоплотный запах чего-то мирного, давно забытого, беспокоящего.