«Батарея, огонь!»

Крысов Василий Семенович

— Товарищ лейтенант, пора давить! — видимо, потеряв свое обычное спокойствие, предложил Яков Петрович, нетерпеливо перехватывая рычаги управления.

— Сергей-второй! По левому бронетранспортеру! Огонь! — скомандовал наводчику, одновременно показывая Сергею-первому (Мозалевскому), по каким автомашинам бить из пулемета.

— Товарищ лейтенант, вездеход горит! — доложил Яков Петрович, зорко наблюдавший за боем через свой перископ, вмонтированный в крышку люка водителя, и в тот же момент по крышке верхнего люка ударила очередь крупнокалиберного пулемета, выкресав яркие искры и заставив нас с Мозалевским нырнуть в башню.

Стрелял

пятый вездеход! И тут же ударил из орудия и двух пулеметов ушедший вправо!

— Сергей-второй, по правому! Огонь!

— Есть по правому огонь! — задублировал наводчик. И тут же нажал на спуск: — Выстрел!

И как только клацнул, выбрасывая гильзу, затвор пушки, задымил третий вездеход! Оставалось еще два!

— Сергей-два, бей по остальным!

Но Быков, быстрый в действиях опытный наводчик, не успел их настичь — один упрятался за горящими машинами, другой сумел перескочить через кювет, используя какой-то настил, и скрылся в лесу.

— Получайте, проклятые фрицы! — со злостью крикнул Сергей и запустил снаряд в следовавший за вездеходом транспорт.

В это время задняя автомашина, сдав метров пятьдесят, начала разворачиваться возле мостика к проселочной дороге. Мозалевский дал по ней несколько очередей, но шофер продолжал движение, копошился с разворотом, пытаясь скрыться в суматохе боя.

Немцы наконец опомнились, видимо, кульминация страха миновала, и, поняв, что от русского орудия не уйти, стали выскакивать из кузовов машин и занимать оборону в кюветах, сразу же открывая огонь из автоматов и пулеметов. Два артиллерийских расчета начали отцеплять пушки от тягачей и поворачивать в нашу сторону. Пора!

— Яша, настал твой черед, давай!

Самоходка легко взяла с места и, как застоявшийся конь, понеслась на сближение с вражеской колонной.

— Сергей, убери пулемет, переходим на гранаты! — скомандовал Мозалевскому.

Одну сумку с гранатами он подал мне, другую взял себе, и мы, не мешкая, начали действовать «карманной артиллерией». Одна за другой летели гранаты, взрываясь в скоплениях гитлеровцев, залегших в кюветах! Я метал в левый кювет, Сергей — в правый! После каждого броска приходилось прятаться в броню, нагибая голову под воем пуль, летящих из рвов с обеих сторон. Разрывы гранат заглушали автоматно-пулеметную стрекотню, зато отчетливо слышалось цоканье пуль о броню самоходки! А Яков Петрович тем временем делал свое дело: мастерски, поворотом корпуса, вбивал вражеские автомобили в кюветы, подталкивая до опрокидывания. Самоходку два раза сильно тряхнуло при большом крене — так Яков давил пушки, наезжая на них одной гусеницей. Уцелевшие расчеты и пехота, теряя способность к сопротивлению, обращались в бегство, отстреливаясь на бегу.

— Сергей, переходи на пулемет! — приказал заряжающему.

И тут услышал в наушниках голос Ревуцкого:

— Машин больше нет. Нахожусь на подступах к Бяла-Подляскам, немцы открыли оттуда артиллерийский огонь. Принял решение отходить, — доложил командир.

— Решение правильное, отходи к хвойной просеке!

Глянув на планшет с картой, прикинул, что Павел со своим экипажем очень далеко угнал немцев, он-то прошел километров двадцать, так как догонял. Когда Яков Петрович доутюжил последнюю не успевшую скрыться машину, я высунулся из люка. Теперь, уже без «препятствий», самоходка легко неслась по асфальту шоссе! Мелькали по

сторонам такие же, как дома, деревья: сосны, ели, березы, осины — такой знакомый смешанный лес, сплошной стеной он подступал почти к самым кюветам! Яков Петрович, наш опытный механик-водитель, не допускал перегрева двигателя, ведя машину на умеренной скорости при больших оборотах. Мы уже подошли к западной опушке леса, не встретив больше ни одной машины. Созревало решение разворачиваться и отходить назад, но перед этим я еще раз осмотрел подступы к лесу. И, глядя вниз по пологому уклону шоссе, заметил грузовик, идущий в нашу сторону. Вдруг он остановился, шофер, открыв дверцу кабины, встал на крыло и замахал руками над головой, что по нашей сигнализации означало «глуши мотор», а в данном случае: «не стреляй».

— Товарищ лейтенант, давайте я вдарю! Это фриц! — загорячился Сергей-второй (Быков).

— Наверняка фриц! — поддержал его Сергей-первый (Мозалевский).

— Возможно, и фриц, знающий наши сигналы. Возможно, и власовец. Но, возможно, и наш заблудившийся шофер. А потому уж лучше упустить фашиста, чем расстрелять своего, — высказал свое мнение умудренный опытом Яков Петрович.

Я был того же мнения, поэтому по машине стрелять не стали, и она пошла в нашу сторону, но внезапно резко свернула в лес и скрылась. Так что один немец нас все-таки обманул. Километра за два он понял, в чем дело, и решил схитрить.

Особо не переживая за удравшего немца, дал команду разворачиваться назад.

Меньше чем через полчаса самоходка была уже возле хвойной просеки, от которой мы начали боевые действия. Там нас поджидала самоходка Паши. Поздравил и поблагодарил оба экипажа и пулеметчиков за успешные действия, и тут заметил у Пятаева, механика-водителя Ревуцкого, повязку на шее.

— Ваня, что это у тебя?

— Так, слегка зацепило, — ответил старший сержант, но его бледное осунувшееся лицо выдавало последствия болевого шока и потери крови, и за рычаги управления, я заметил, Павел уже посадил наводчика.

Это был наш единственный раненый за всю операцию.

Потом Павел рассказал мне, что Иван неосторожно открыл люк, когда молотили немцев на шоссе, и его зацепило осколком.

На смену нашей батарее для удержания этого важного в тактическом отношении участка шоссе пришел стрелковый батальон, усиленный артиллерией, минометами и пулеметной ротой. Капитан, командир батальона, подошел к нам с Ревуцким, поздоровался, поздравил с большим успехом и передал, что нас ждет на своем КП командир дивизии.

Полковник Каладзе встретил нас радостно и тоже поздравил, он, оказалось, уже побывал на шоссе, посмотрел нашу работу. Пока мы докладывали и разговаривали с комдивом, подошла самоходка Ветошкина. Полковник пригласил комбата стрелков и офицеров-самоходчиков пообедать с ним. Отказываться от любезного приглашения большого начальника мы не стали, тем более со вчерашнего дня ни у кого крошки во рту не было. Остальных членов экипажей старшина интендантской службы повел обедать на полевую кухню.

За обедом, налив всем по полстакана водки, комдив поднял свою чарку:

— Давайте выпьем за ваш боевой успех! Большое дело вы сделали! Передайте майору Либману, чтобы наградил всех членов экипажей орденами! И не ниже как орденом боевого Красного Знамени!

Выпили и за комбата, как раз в этот день ему присвоили звание майора.

После обеда комдив подозвал к себе комбата с новенькими погонами, меня и поставил нам новую боевую задачу: