Батыева Русь
Шрифт:
Когда струг с путницами на борту ткнулся в берег затона, с которого начинался когда-то путь по воде для Божидара и Джучи, Белослава – самая старшая из жриц молитвенно сложила руки на груди и быстро прошептала молитву:
– Слава вам, родненькие наши Тарх и Тара, что путь наш водный закончился…
ПламЕна – самая молодая из женщин, не преминула подколоть подругу:
– Не рано ли восславляешь родителей наших небесных, сестра? Я как вспомню, что нам ещё месяц в седлицах на лошадях трястись до Асгарда, так дрожь берёт.
А Ясна – высокая тощая женщина средних лет, на воду пальцем показала:
– Права Белослава! Ты глаза-то разуй свои! Ещё немного и застряли бы мы в пути.
Да, мелкое ледяное крошево, так называемая шуга, уже появилась на поверхности реки. Через неделю-другую ледостав остановил бы до весны небыстрый ход парусного струга по обской воде. Потому и молилась Белослава отцу Тарху да богоматери Таре, что успели жрицы до морозов пройти водную часть пути. Примирила всех Веселина:
– Пойдёмте, сестрицы, на двор постоялый. Девятко поди уж заждался нас.
Девятко был внуком Сбыни, что заведовал местным постоялым двором. У самого Сбыни детей было пятеро, а вот у сынка его – Гудима было аж девятеро! И последыш, родившийся девятым по счёту, и имя получил соответствующее – Девятко.
Давно не наведывалась Веселина в эти места. А они неуловимо менялись прямо на глазах. Рядом с постоялым двором была очищена от леса большая поляна, и на ней густо стояли зимние войлочные юрты кочевников. Если на постоялом дворе останавливались в основном купцы, приезжающие сюда и с юга, и с севера, а также гости из столицы и других городов Тартарии, то в юртах,сменяя друг друга, останавливались порой и на всю зиму отряды нукеров Орду, старшего брата Бату.
После смерти Джучи вся южная часть Большой степи от гор Ирия до Оби входила теперь в улус Орду.
Девятко, ещё молодой могутный мужчина с заметным уже животиком, в это время с работными людьми свозил на дрогах разбросанные по всему лугу копёнки сена ближе к подворью. Как-никак, а зима на носу была, и табун лошадей при постоялом дворе хоть заметно уменьшился числом, да всё равно не меньше ста голов насчитывал. Одно радовало Девятко – бесермены степные, что в юртах жили, от своих лошадок отказываться не собирались, потому и для них работники постоялого двора сено заготавливали, как и для своих.
Увидев путниц, прошедших через воротца ограды, Девятко чуть ли не вприпрыжку бросился им навстречу. Ещё месяц назад курьер из Грастианы привёз весть о том, что надобно будет ему подготовить в дорогу четыре основных и четыре запасных лошади.
А узнав, кто на этих лошадях отправится в путь, он своему шорнику – старику Ефиму наказал седельца сшить помягче.
Услышав гомон на улице, на крыльцо постоялого двора вышел крупный мужчина в рубашке до колен, с непокрытой головой и накинутой на плечи меховой епанче. Это был Некрас, сотник отряда тартарцев. Правда сотни ратников в его отряде не было ещё со времён начала похода армии Витомира к Искеру, где она стала под стяги Бату. Но два десятка казаков, в основном, пожилых у Некраса всё-таки были. Он от того же курьера своё задание получил – обеспечить охрану жриц на пути к Асгарду.
Девятко к тому времени добежал до женщин и стал истово поклоны поясные им отвешивать:
– С прибытием благополучным в обитель нашу, матушки наши святые! Не утомила ли вас дорога по Оби-реке?
Веселина приложила свою озябшую ладошку к вспотевшему лбу мужчины, к которому налипла труха от сена:
– Да погодь ты трындеть! Плыли, плыли и приплыли, чего уж! Дай взглядом тебя окинуть. Ишь, вымахал-то как! Я ведь тебя, Девятушка, мальцом сопливым последний раз видела, а сейчас вон какой стал.
Влезла с разговором своим и ПламЕна, самая шустрая из жриц:
– Матушка Веселина не всё обсказала. Попали мы раз в такой шторм, что едва не утопли, благо успели вовремя укрыться в затоне у кожевников и бурю переждать.
Сейчас на левом берегу в этом месте городок Кожевниково стоит, а тогда со всей округи свозили туда шкуры,снятые с диких и домашних животных, и местные мастера делали из них добротную меховую одежду и обувь.
К каждой из жриц подошёл Девятко, каждая из них ладошками своими чело его осенила. Голос Веселины заметно построжел, когда она снова обратилась к Девятко:
– Ты коней нам в дорогу приготовил? Да припасы какие, да охрану для нас?
На широком открытом лице парня заиграла добродушная улыбка:
– Всё, матушка, сготовил, как мне передали, а по охране… – он быстро оглянулся назад и, приметив на крыльце Некраса, весело добавил, – вот с этим чертякой договаривайся.
Недолюбливал Девятко сотника. Служивый вечно его задирал почём зря. Да и то сказать, не владел Девятко так же виртуозно как сотник палашом, а на лошади верхом ездил как чучело соломенное, не его это было, вот и задирал его Некрас. Сотник же себе цену знал. Не кинулся он навстречу приезжим, чинно дождался, когда жрицы поднимутся на крыльцо и лишь тогда в лёгком поклоне подставил свой лоб под
благословение жриц. Предупреждая вопрос Веселины, сотник виновато развёл руками:
– Извиняй, матушка, но только десять казаков тебя сопровождать будут, больше дать не могу. Витомир у меня почти всех подчистую забрал. Хорошо хоть сотня нукеров бесерменских здесь ошивается, но я ими не распоряжаюсь.
Веселина понимающе кивнула головой. Западный поход, который затеяли тартарский царь Добромысл и Великий хан Угэдэй, требовал много, очень много воинов. Заколыхалось сердце у ней в груди. Ведь всю эту армаду людскую предстоит вести в поход её сыну, девятнадцатилетнему юнцу!
В путь их небольшой отряд выступил через два дня. Некогда было рассиживаться.
Каждая следующая ночь была холоднее прошедшей. А уже на полпути к Асгарду в барабинской степи попали путники в жуткую метель. Но казаки исстари были народом
многоопытным. Поставили лошадок в круг, одели на их спины попоны, на морды навесили торбы с овсом, женщины и казаки в центре устроились, укрывшись грубыми дерюгами. Так вьюжную ночь и пересилили. А с утра и полдня не прошли – новая напасть. Выскочил на них отряд в полста нукеров и давай куражиться, кто такие, откуда да куда идёте. Особенно усердствовал в этом толстый монгол, сидевший на низкорослой лошадке. Чуть было не сгрёб с седла Пламену, младшую из жриц, да Некрас вовремя вмешался: