Баязет
Шрифт:
Подножие гор было пологим, его взяли единым махом. Потом копыта лошадей стали срываться с крутизны. Казаки похватали из седел винтовки, каждый нахлестнул своего конягу нагайкой, чтобы тот бежал вниз.
И началась просто обыкновенная перестрелка.
– Ну какая глупость! – возмущался Карабанов. – Хвощинский – тоже дурак хороший, кому все это нужно?
Стреляя из револьвера, он вместе с казаками взбирался на вершину скал. Турки отвечали недружно и даже как-то неохотно. Но вот, подтягивая лошадей, враги добрались до перевала –
– Не давайте им спускаться! – крикнул Карабанов и, перепрыгивая через солдат, добежал до Хвощинского, который, лежа на боку, протирал носовым платком линзы громадного бинокля.
– Я не понимаю, что происходит? – нервно выкрикнул Андрей, падая под зыканье пуль рядом с полковником. – Ведь навязав туркам этот бой, мы уже не сможем и отступить без боя! Ясно, как дважды два… Совсем не надо быть для этого Суворовым!
– Карабанов, – невозмутимо ответил Никита Семенович, – вы особенно-то не нервничайте: умирать надо всегда спокойно…
Андрея передернуло от обиды:
– Я не трус, вы это знаете!
– Один мундир еще не делает человека храбрым.
Карабанов вскочил, вернулся к своим казакам. Перебежками, громыхая сапожищами по каменьям, стреляя с колена, поодиночке подтягивались ставропольцы. Милиция стала обходить выступ скалы. Убитые как-то сразу шлепались навзничь, катились под крутизну, застревали в кустах и расщелинах…
– Ах… Ах… Ах! – надрывался кто-то от боли.
Прапорщик Латышев подполз к Андрею, волоча бренчавшую по камням шашку.
– Господин поручик, извините, у меня к вам просьба…
– Не будьте так вежливы. Что угодно?
– Дайте папиросу. У меня кончились…
Карабанов выбросил из кармана папиросницу. Прапорщик жадно закурил, руки у него тряслись. Сняв с отворота мундира букашку, он отпустил ее в траву, дохнув на нее табачным дымом.
– Сейчас, – сказал он не сразу, – Пацевич вызвал застрельщиков-добровольцев, и я поведу их туда… Вы благородный человек, Карабанов. Спасибо, что не стали разглашать моей подлости. И я не могу уйти, не пожав вашей руки… Прощайте!
Андрей пожал влажную узкую ладонь прапорщика величиною в солдатский сухарь:
– Оставим, Латышев, это!..
– И еще хочу сказать последнее: не советую дружить с Некрасовым…
– А это почему?
– Я не могу сказать… А впрочем – нет, знайте: за ним уже давно тайный надзор полиции…
Кто-то постучал Карабанова в подошвы раскинутых ног. Андрей обернулся: вжавшись в землю, Пацевич прошипел ему:
– Поручик, поднимайте казаков!
«Ну, черта с два!» – решил Карабанов.
– Я казаков не подниму. Пусть идут охотники. А казаки останутся здесь… Пехота погибнет без конницы…
Полковник снова застучал по каблукам. На этот раз чем-то тяжелым. Андрей оглянулся снова и увидел в руках Пацевича громадный револьвер системы «бульдог».
– Вы
– Оружия не дам, – ответил Андрей и отполз в сторону, чтобы не закрывать полковника от пуль своим телом. – Я скорее останусь без штанов, – добавил он злобно, – но оружия не отдам: мне еще предстоит драться…
– В Баязете поговорим, – пригрозил ему Пацевич.
– Как бы не так! – ответил поручик. – Неужели вы еще надеетесь выбраться отсюда?..
Бросок охотников на вершину скалы был ужасен. В стригущем пересверке ятаганов и сабель, в жестоких воплях и лязге затворов Латышев довел-таки людей до гребня скалы. Грудь в грудь, пуля в пулю, баш на баш сошлись! Началась резня… А там еще стенка – сбитая из глины, древней аллаха. Уже осатанев от крови, каким-то чудом охотники махом перескочили и эту стенку, дружно кинулись на турок сверху и… никто из них не вернулся обратно!
– О-о-о, – застонал Пацевич, слыша возгласы убиваемых, и закрыл лицо руками.
Карабанов уже мчался на высоту; казаки быстро растекались вдоль стенки, совали в бойницы винтовки, дышать стало тяжко от газов паршивого пороха. Ватнин сел, припав спиною к древней стене. Толстые губы есаула были в пыльной жаркой коросте, борода его казалась седой.
– Кирпич это али… так просто? – сказал он, потрогав стенку. – Ну, ладно, пока сидим. А дальше-то што?
Убило рядом казака. Через бойницу. Прямо в лоб.
– Дальше что? – спросил Карабанов, задыхаясь.
Взял он винтовку убитого, просунул ее между камнями. Турецкая пуля, как тупой палец, ткнула перед ним глину, обдав его душной пылью. Ватнин силком оттащил его от бойницы:
– Смотри, поручик!.. Да оставь ты… глянь-ка!
– Да, – сказал Андрей, бросая винтовку, – это уже не война. Ну и день же сегодня поганый!
Из-за горного хребта, верстах в четырех от баязетского отряда, скатывались в лощину сразу несколько сотен турецких всадников. Откуда-то, со стороны Персии, ощетинясь копьями, словно гигантский дикобраз, двигалась, утопая в пыли, лавина конных курдов. А еще ниже, вдоль узкой зеленой балки, тянулась длинная змея пеших редифов, тащивших на своих плечах ружья, ятаганы и длинные копья.
На глаз численность врагов можно было определить в пять тысяч человек. Но первая волна вражьей конницы уже прокатилась, и тогда хлынула вторая, а за ней третья!..
– Спасайтесь!..
– Стой!..
– Беги!..
– Куда, каналья?..
– Братцы…
– Стой, сволочи…
А трубы уже играли отбой. Потом отбой как ножом отрезало, и повис над скалами заунывный сигнал сбора.
Карабанов, стреляя на бегу из револьвера, как последний заяц, кинулся бежать в долину.
Стенка, за которой погибли охотники, уже была в руках турок. Шлепаясь, катились в долину по крутому склону мертвецы и раненые…