Баязет
Шрифт:
А старый гренадер Хренов, увязавшийся в поход за солдатами, даже поставил чай в котелке. Один молоденький солдат смотрел на него, смотрел да и спросил:
– Дяденька, а как же чай-то пить будете? Из котелка, что ли, лакать? Аль из фляжки?
Лохматые брови кавалера грозно вздернулись кверху:
– Брысь, котенок, отседова! Сопляк…
Наломал дед стеблей травы посуше. Сунул друзьям по трубочке, сам лег животом у костра:
– Лакайте, слюнявые… Опусти туда и тяни, быдто граф. Не знаете, што ли, как из одного котелка всей ротой чай хлебать надо? Только уговор: кто пузыря в котел
И пили чай. И висло солнце. И качались травы.
Пацевич тем временем, докушав пряник, ходил среди солдат, от одного костра к другому, велел кричать «ура» и, стуча себя кулаком в жирную грудь, клялся:
– Братцы, если бусурман встретится, отступления не жди – его не будет. Затрубил горнист отход – не верь ему: это изменник! Если я прикажу отступить – коли меня штыком, братцы! Коли – не бойся, прямо в пузо коли!..
И когда он, наблудив словами, уходил к другой кучке солдат, многие говорили:
– А что бы и вправду кольнуть? Вот небось жиру-то вытечет!..
Ватнин подскакал к Карабанову. Безо всякого дела. Просто так – поговорить. Махнул нагайкой куда-то вдаль, сказал обеспокоенно:
– По всему видать, ежели пойдут, так эвон, поручик, откуда… Рубиться-то – ладно, в хузары их, в песи, не делибаши ведь перед нами. Делибаш – тот был ловок, из наемных. За деньги да за чапаул резался. Этих-то, говорю, башибузуков и порубали бы мы с тобой. А только – эх, брат! – по рукам и ногам связаны. Пехоту ведь не кинешь. Свои парни… Некрасов-то – мужик с головой – верно сказал – наверх взлетел, осветил, по башке трахнул и вертайся до дому… Да чтобы не сейчас, а ночью!..
Карабанов промолчал. Казаки быстро смахали куда-то за водой. Вернулись с полными флягами. Но ему не предложили. Просить он не захотел.
– Люди, люди, – вздохнул он, – хорошо ли вам без меня?..
В гарнизоне Баязета, конечно, не знали, что в канун войны вожди курдских племен тайно от турок предлагали свое боевое содружество России, но Петербург, плохо извещенный о делах Курдистана, отказался от союза с курдами. Теперь же курдский шейх Обейдулла поклялся Фаик-паше выставить в поле пятнадцать тысяч сабель. Но курдов, мастеров стрельбы, кажется, больше соблазняли английские винтовки, получив которые многие и разбежались. Конечно, разбойничая в округе Вана, они причинили немало зла бедным армянам и даже туркам, жившим в деревнях. Но турки, поголовно вооруженные до зубов, давали крепкий отпор налетчикам, зато армянам в Турции носить оружие всегда воспрещалось.
Русские люди всегда удивлялись курдам:
– Что за народ? Живут где хотят, словно цыгане, а своей земли не имеют. Если б не мыкались по белу свету, наверно, и не лезли бы в каждую заваруху…
Всюду гонимые, эти парии мусульманского Востока издревле использовались владыками Персии и Турции как боевая подручная сила, и под стенами Баязета курдские шейхи возглавили отряды фанатиков из религиозной общины «накшддандийя». В самом деле, чудовищна трагедия этого народа, рожденного в очаге древней цивилизации, бредущего теперь в стороне от главных дорог человечества. Если не турки и не свои продажные шейхи, то англичане сбивали курдов на кровавые обочины истории,
………………………………………………………………………………………
Когда отряд, миновав скалистое крутогорье, стал спускаться в соседнюю долину, появились сильные разъезды противника. Они пристроились к левому флангу колонны, но Карабанов, желая поберечь лошадей, погони не выслал. И курды на виду всего эшелона, не навязывая боя, медленно отходили к персидской границе.
– Курды бы еще ничего, – сказал Хвощинский, – они зачастую совсем не ввязываются в бой: ждут – кто выйдет победителем? Победили турки – прутся всем табором, с детьми и женами, нашего брата грабить. Мы победим – они под орех разделают своих друзей-турок… Однако, – заметил полковник, опуская бинокль, – на этот раз курды выглядят чересчур воинственно!..
Казаки отчетливо видели рубахи всадников из красного коленкора, их круглые щиты как дамские шляпы; на концах длинных пик развевались пестрые хвосты. Лошади у курдов были большей частью арабской породы и горячие карабахи, – бежали они резво, словно играючи, совсем не утомленные, свежие.
Некрасов, опустив бинокль, сказал Евдокимову:
– Нагляделся, ажно с души воротит! Верно говорят солдаты, что, имей курды свой огород, в чужой бы и не совались. Нет страшнее народа без родины: сегодня нас режут, завтра армян, а потом их самих турки вырежут. К нам же и бегают спасаться! Однако в Крымскую кампанию, помнится, эти молодчики здорово помогли нашей армии восстанием – чуть было Багдад не взяли. Вояки матерые!
– Они и сейчас, – поддакнул Евдокимов, – под Карсом в нашу кавалерию пошли, и слышал, что отлично воюют.
– А эти воюют здесь, юнкер.
– Знать бы – сколько их?
– Меньше турок, но зато больше нас…
Ватнин послал одного казака поопытнее в сторону от колонны, велел ему послушать землю. Тот надолго приник ухом к жаркой земле и вернулся обратно, еще издали крича:
– Тьма-тьмущая валит!
– Куды валит?
– Кубыть, налево.
– Конница аль пехота?
– Шайтан разберет. Гудит «сакма».
– Хорошо, братец. Спасибочко.
За кавалерией курдов скоро завиднелись орды турецких конников-«сувари», пылила турецкая пехота – низама и редифа.
Противник начал взбираться в горы. Изредка курды что-то кричали в сторону казаков, взмахивая щитами. Скалы были бурые, иссеченные трещинами, кое-где зеленел кустарник; сахарные головы Арарата голубели вдалеке, но Карабанова сейчас эти красоты не могли тешить…
К нему подскакал Евдокимов.
– Андрей Елисеевич, – задыхаясь, передал юнкер, – полковник Пацевич приказывает навязать бой и сесть курдам на плечи. Первая сотня уже идет к нам… Пехота перестраивается в каре…
– Зачем? – спросил Карабанов.
– То есть, – не понял юнкер, – как это – зачем?
– А на кой черт полковнику понадобилось лезть на эти горы? Здесь ему не Швейцария, а мы не туристы-англичане. Откуда я знаю, что за этими скалами?.. Может, там мне снимут башку так же легко, как я снимаю фуражку…
Но, ковылем под ветром ложась и колеблясь, вдали уже разворачивалась первая сотня, уже бежали среди камней солдаты, и Карабанов в ярости рванул шашку из ножен:
– За мно-ой… ры-ысью…