Байкал. Книга 3
Шрифт:
Я засмеялся, тронул его за плечо, тугое, мускулистое, хотя и очень стройное, сухое под тонкой тканью белой рубашки, что была на нём. Он как истинный царевич Кеми ходил в белом, я же, путешественник многих и многих тысяч вёрст, предпочитал чёрный цвет, он лучше прятал кожу от жгучих солнечных лучей, не говоря уже о пыли и грязи, неизбежных в пути…
– Шучу я, Гор, разыграл тебя, – негромко сказал я, поняв, что ежли рассказать о том, что я способен летать, то, что ещё тогда придётся рассказать? Готов ли к этому сын фараона Кратона и надо ли ему, юному, знать
На это Гор облегчённо расхохотался:
– Вот ты купил-то меня, хитрец, а я уши развесил, как осёл!
Ну и я захохотал облегчённо. Он нравился мне, как нравился Марей, я ненавидел Марея, Могула, которого я знал, всей душой до дна, и он мне очень нравился, потому что им нельзя было не восхищаться… Но юный Гор, конечно, ни в чём не был виноват, и ненавидеть его, как Марея, мне было не за что, чистый, светлый, любознательный человек, способный стать таким же царём как был Могул. Впрочем, Марей-царевич стал Могулом потому, что был призван стать великим, выбор был между пропасть вместе с царством или стать величайшим царём.
За это путешествие мы стали большими друзьями с Гором, мы проводили всё больше времени вместе и я, всматриваясь в воды Срединного моря, по которому мы плыли, или как говорят мореходы, шли, всё ждал, что появится всё же Орсег с вестями об Аяе. И он явился, действительно, ровно через двадцать два дня после того, как мы отчалили от берегов прекрасной страны Кеми. На закате, как я полюбил, я стоял на палубе, опираясь на борт, глядя, на горизонт, куда уходил удивительно быстро ослепительный диск солнца, я слышал, как на нижней палубе размеренно гребут вёсла, сейчас стемнеет и гребцы тоже отправятся на отдых, а корабль пойдёт на одних парусах. Здесь, на верхней палубе было просторно, отведённые нам с Гором покои, открытые свежему ветру и в то же время устроенные так, что можно было в любой момент спрятаться и от палящего солнца и от пронизывающего ветра, было всегда приятно. И вот едва солнце нырнуло в море, а я смотрел на красное небо, предвещающее ветреную погоду назавтра, и вдруг услышал тихий толстый плеск, не как от весла, а вслед послышался негромкий голос:
– Хороший вечер, предвечный, только к утру шторм будет.
Я повернулся на голос, Орсег сидел на краю борта и смотрел на меня, как и в прошлый раз почти голый, тёмный, блестящий, как дельфин, посверкивая зёлёными глазами и белозубой улыбкой.
– Домой плывёшь? Только смотрю загогулинами, – сказал он. – Приветсвую, Арий.
– И ты бывай. Скажешь хорошего?
– Без следов пока, Арий, не обессудь, где-то по земле твоя Аяя идёт, совсем далеко от морей даже от рек больших.
Я промолчал, отвернулся, вот куда можно было так схорониться, что даже вездесущий повелитель земных вод не может отыскать столько времени.
– Появится, не кручинься.
Я промолчал, что и говорить, кому я могу поведать бездну своей назолы, кто поймёт её? Даже Эрик не понимает до конца…
– Мне сказали, на Байкале беда, знаешь что-то об этом?
– Беда? – удивлённо переспросил Орсег. – Не знаю ничего, но если хочешь…
– Не хочу, – сказал я. – Не хочу знать, что там беда. Но если беда, Орсег, скажи мне.
Я смотрел в его глубокие, светящиеся морской зеленью глаза, Орсег улыбнулся, но весёлых искорок не появилось в уголках его глаз.
– Будь по-твоему, Арий, если узнаю что-то, сообщу тебе. Но ты ведь и так домой собрался.
– Мои концы долги, как бы я не спешил. Но если надо ринуться немедля…
– Если надо немедля, я скажу тебе немедля, – сказал Орсег и прыгнул вниз в воду.
Прошло ещё много дней, прежде чем вернулся Орсег и сказал, что он не знал доподлинно, каков был Байкал прежде, но ему сказали, что воды переполнили Великое Море, и они затопили земли вокруг, что погибли города и сёла.
– А люди… Все? Все погибли?
– То было сто лет назад, Арий. Ваша страна погибла, но люди ушли. Крупицы остались на берегах, из тех, кто не решился на переход в неизвестные дали. Твой брат спас всех, увёл. Да они на берегах Кеми теперь.
– Это я как раз знаю.
– Знаешь… Тогда чего ты ещё хочешь от меня? Кроме того, что я пообещал о твоей прекрасной возлюбленной? Ежли найду её, где искать тебя, Арий?
– На Байкале ищи, полечу туда.
– Полетишь? – удивился Орсег. – Как это? Сам? До самого Байкала?
Я улыбнулся, глядя на него:
– Не пугайся так-то, есть у меня способность летать, но сам я, конечно, до Байкала не долечу, вот и придумал сделать птицу из дерева. Так что… вот так и летаю над землёй.
– Выдумщик ты, однако ж, на редкость… – покачал головой Орсег, удивлённо и даже как-то обескуражено усмехаясь. – Удивляться устал. Если ты с воздуха не увидел свою потерю… думаешь, я смогу сыскать? Но… – он поглядел вопросительно. – Ежли так хорошо схоронилась, может быть, стоит отпустить её, коли не хочет, чтобы нашли? Ведь не для мести ищешь, можно и отпустить.
Не для мести… не уверен я уже, что в моей страсти не подмешана даже и месть…
Я посмотрел на него, я не был уверен, что Аяя прячется от меня, что вообще предполагает, что я ищу её. Я не уверен, что она знает, что я жив. Но этого я вслух не сказал. Мне уже надоело, что все взяли за правило копаться во мне, удивляясь, пытаться разбирать по косточкам мою душу, чтобы им было проще и понятней, что же я за явление такое…
– Ладно, Арий, я всё понял, продолжу искать для тебя, потому что обещал Мировасору, он не просит напрасно, хотя в твоём случае, мне кажется, он хочет увидеть её сам и понять, что такого в ней особенного. Поразил ты его.
Я почти разозлился, «поразил его», кто бы знал, до чего мне безразлично ваше отношение, ваш ко мне досужий интерес. Удивительно всё же, искал предвечных многие годы, нашёл и кроме раздражения и скуки ничего они во мне не вызывают. Но это потому что беды моей разрешить оказались неспособны, я надеялся на них сильнее, чем полагалось, предвечные всё же люди, не Боги. А если разобраться обычные люди куда ценнее нас, полубогов. Вот Гор обычный смертный юноша намного живее и интереснее. Мы распрощались с Орсегом на сегодня.