Байкеры
Шрифт:
Хлипкая проволочная оградка разделяла Свистунов и Бешеных, не проявлявших заметного беспокойства. Изредка, между глотками пива, они бросали вопросительные взгляды на Трибунала.
Над Смотровой повисла тишина, прерываемая редкими гудками автомобилей, высадивших очередную группу нетрезвых граждан, да цокотом копыт громадного битюга, уныло проковылявшего по асфальту за крохотной усталой девчонкой в спортивном костюмчике.
Цок-цок.
Толпа Свистунов тяжело заворочалась, забурлила, и от нее отделился невысокий байкер
Цок-цок.
Полосатая тельняшка обтягивала мощный торс Шторма как носок. С толстой шеи свисала подлинная боцманская дудка с гравировкой: «Цусима. 1905 год. Слава Богу, жив!»
Шторм брит наголо, блестяще выделяясь среди длинногривых байкеров, а по его физиономии бродит злобная улыбка. Широкие, небрежно зашитые шрамы бугристой розовой канавой тянутся от уголков рта почти до ушей. Вот и кажется, что Шторм лыбится. Кто и за что его располосовал — дело тайное и страшное. Спрашивать никто не рискует.
«Интересно, — неожиданно для самого себя подумал Кей, — а на что это похоже, когда он и вправду улыбается? Читал я что-то у Гюго…»
Цок-цок. Унылый битюг тащился за девчонкой, еле волоча копыта.
Непонятно, как удается Трибуналу этот фокус. Вот он только что сидел за столиком и сосредоточенно разглядывал оплавленный кусочек металла, который носит на медной нашейной цепочке затейливого плетения. Казалось, он погружен в свои мысли и находится за тысячи километров от Смотровой. И вообще, ему все байкер-ские разборки по барабану.
Цок-цок.
Но вдруг Трибунал стремительно преодолел заборчик и встал напротив Шторма. За его спиной мелькают косухи Стаи, прыгающей через ограду. Они молчат, они как всегда молчат. И Свистуны притихли, изредка нарушая тишину матерным шепотком без адреса, без имени. Просто так, чтобы приободриться.
Знакомая байкерша Кайра однажды сказала Кею, что молчание приближающихся Бешеных пробирает глубже бандитских трелей Свистунов.
Неподалеку кто-то завелся и с грохотом ушел. На звук никто не обернулся.
Глядя в глаза Шторму, Трибунал улыбался. Он выше почти на голову, и от этого улыбка еще оскорбительней. Шторм побледнел от ярости и поднял руки…
— Су-у-у-ки-и-и-и!!!
Вопль отчаяния пронесся над Смотровой. Вопль с такой острой болью и скорбью, что все невольно повернули головы.
…Горе человека, у которого угнали байк, не сравнимо ни с каким другим страданием. Горе переполняет, вырывается наружу, душит, заставляя сгибаться пополам и в бессильной злобе молотить кулаками по коленям. Легче от этого не становится. Становится хуже. Тогда байкер разгибается, с надеждой на чудо всматривается в шеренгу аппаратов и опять видит, что все на месте, а его байка — нет.
Жизнь теряет смысл. Краски тускнеют. Мир превращается в склеп, в котором похоронены самые лучшие намерения.
Как жить дальше?! И зачем…
Окружающим близка и понятна мука несчастного. Они сжимают кулаки и выкрикивают проклятия в адрес угонщика, торопливо пробираясь к своим аппаратам. С облегчением убедившись, что они на месте, байкеры с удвоенной энергией проклинают угонщика, желая ему таких невиданных и сложных страданий, что даже посторонний люд на Смотровой изумляется силе и неистовости гнева.
Чаще всего угонщик бесследно растворяется в Городе, но сегодня ему не везет.
— Видел я их, видел! — захлебываясь от ярости, орал на бегу толстый байкер. Дрожит его брюхо, далеко перевалившись через широкий ремень с пряжкой, изображающей летучую мышку, едва удерживающую в тоненьких лапках большую кружку пенящегося пива. — Я их видел!
Вот это дело!
Трибунал и Шторм перебросились понимающими взглядами и направились к мечущемуся среди банков жирному очевидцу.
Нет хуже преступника, чем мотовор. Это знают все, и это знание объединяет всех. Бешеные и Свистуны, секунду назад готовые начать выяснение отношений, разошлись. Порознь, двумя группами, держась на приличном расстоянии, подходят к крикунам.
Кей сомневался, что Свистуны затеют байки на глазах у всего Города. Поняв, что ради ловли мотовора объявлено перемирие, он аккуратно вытряхнул свинцовые бляшки из карманчиков в перчатках. Когда Кей едет на байке, свинец невинно валяется среди инструментов в маленькой сумке из толстой кожи, укрепленной под фарой, прямо на вилке. Спешиваясь, Кей решает, брать с собой тяжелые кругляши или нет. Если противников двое-трое, Кей не пользуется техническими средствами, но когда их больше и требуется быстро отключить много народу за короткое время, тогда не до этики.
— Братва, он не один был! Двое их, сволочей поганых! — заходился от избытка информации Летучая мышь. — Один ходил с ним, — жирный ткнул пальцем в сидящего на тротуаре парня, — пиво вместе пили!
Парень поднял голову, безучастно обвел присутствующих глазами щенка, потерявшего маму, и зарыдал. Во как скрутило человека!
— А второй ползал у байка!
— Что ж ты сразу ему в глаз не дал?!
– завопил Шторм.
Летучая мышь обиделся:
— А кто в этом бардаке разберется?! Народу тьма, все орут, поди пойми, кто и зачем под байк лезет!
— Заткнись, все ясно. — Шторм отвернулся.
Трибунал присел около пострадавшего и спокойно поинтересовался:
— А второго ты узнаешь? Парень встрепенулся:
— Да я на всю жизнь его запомнил! Он мне сниться будет! «Ну, говорит, и машина у тебя! Прелесть, что за девочка!»
Не выдержав, парень сплюнул:
— О байке, как о бабе!
— Какой у тебя аппарат?
— Вирага, семьсот пятидесятая, Икс-Вэ…
По Смотровой пронесся гул. Не хилую машину угнали у мужика!