Байки бывалого моряка
Шрифт:
На судне Констатиныча уважали, его выбрали в Судовой Комитет, где он отвечал за воспитание молодежи и за наставничество – было в то время такое течение на флоте, когда молодой моряк прикреплялся к опытному моряку и тот, якобы, учил и наставлял его, причем старшему раз в квартал даже давали небольшую премию, которую, впрочем, часто наставник и ученик пропивали вместе.
В общем был Константиныч кругом положительный: в оккупации не был, не привлекался, в порочащих советского моряка связях замечен не был, таможенных правил не нарушал. Хотя с таможенными правилами … был некоторый спорный момент, а проще говоря казус.
Дело в том, что в описываемые времена наша страна, хоть и успешно строила Коммунизм, но по существу оставалась страной устойчивого дефицита. Поэтому люди, которые
Во всех крупных портах Европы были открыты специальные магазины для моряков. Хозяева магазинов, в просторечии "маклаки", в большинстве своем были из эмигрантов и говорили по-русски. Торговали самыми разнообразными товарами, но, как правило, все они были в большом дефиците в Союзе и везти их на продажу было достаточно выгодно. Маклаки очень пристально следили за коньюктурой рынка в Союзе и оперативно меняли товары в зависимости от спроса. И вот одним из таких товаров массового спроса был Мохер. Продавался он в мотках по 10 штук в пакете, был легок и пушист, и цветов был самых разнообразных. Две трети женщин Архангельска в середине семидесятых щеголяли в мохеровых шапочках и беретах, а мужчины – в мохеровых шарфах и даже в свитерах.
Для моряков мохер был очень удобным товаром – можно было положить в карман пару моточков и запросто махнуть в кабачок. Там с удовольствием отужинать с коньячком, потрястись в зажигательном танце и по-гусарски – Сдачи не надо – расплатиться заморской шерстью.
И вот, казалось бы, чего же проще – вози моряк мохер, да не по 10 моточков, а, например, сразу 100 – повышай свое благосостояние. Ан нет – таможня поставила заслон, если рейс менее 2 месяцев, то можно привезти только 10 мотков и точка. Конечно, можно купить что-нибудь другое и тоже продать, но удобнее мохера, пожалуй, ничего не было. Да, были люди, которые обходили таможенные правила, и им это удавалось, но были и другие, которые попадались и последствия были самые печальные – от закрытия визы до тюрьмы. А если учесть, что на берег советские моряки ходили тройками, становится понятным, что все покупки производились на виду еще четырех глаз, и еще неизвестно, что это были за глаза.
Константиныч предпочитал ходить в город за покупками с мотористом Девятовым, тоже старым моряком, с которым они дружили семьями уже много лет, и вторым механиком Семенычем, флегматичным мужчиной, женатым и разведенным 3 раза. С женами он жил не более 2 х лет, потом начинал скучать, выпивать, потом собирал, по его словам, Тревожный Чемоданчик и уходил либо на судно, либо к другой женщине.
Так вот, в этой тройке все доверяли друг другу, и сильно о покупках на судне не распространялись, поэтому и допускались некоторые, скажем так, таможенные вольности. А именно, Константиныч и Девятов всегда покупали 6, а то и 8 упаковок мохера на двоих, то есть на лицо, было злостное на¬рушение таможенных правил. Семеныч же, как старший группы, не выказывал особого беспокойства поведением подчиненных, а лишь безразлично говорил;
–Вы, главное, к приходу успейте-
И эта фраза, даже сказанная в присутствии посторонних, была понятна только им троим и не вызывала никаких подозрений у окружающих.
И сейчас они втроем довольные и усталые возвращались на судно из славного города Антверпена. Шли они неспешно, обвешанные пакетами, удовлетворенные покупками и настроенные на дальнюю дорогу. А дорога, действительно, была дальняя – этак километров шесть. Конечно, можно было воспользоваться и автобусом, но как однажды сказал Константиныч, что два мотка мохера он никогда не променяет на десять минут на автобусе. И это была не жадность, а простой здравый смысл, ведь если твоя суточная валютная зарплата еле покрывает две поездки на автобусе, но позволяет купить, например, японский складной зонтик (конечно у «маклака» и, конечно, с маленьким, но очень незаметным дефектом) для любимой жены или подруги, то, несомненно, советский человек выберет последнее, то есть зонтик. Семеныч, посмеиваясь, рассказывал, как в магазине он стал свидетелем разговора моряка с махновского (Ждановского) Пароходства и маклака грузина Гиви, хотя может он был и не Гиви, а какой-нибудь Анзор или Автандил, но все его звали Гиви. Моряк покупал у него летнюю куртку, ярко красную с черным орлом на спине. Они долго торговались, наконец, Гиви сдался и отдал ее на двадцать франков дешевле (около трех долларов). И вот пока он укладывал куртку в пакет, бормоча под нос, что хохол и еврея обманет, не то, что честного грузина, тот и спросил безразлично, (поскольку о таких вещах настоящий советский человек должен спрашивать незаинтересованно)
–Гиви, а сколько стоит девочка в окне?
Дело в том, что рядом со скоплением маклачных магазинов находился и район «Красных фонарей» и уже с одиннадцати часов утра множество витрин открывали миру на всеобщее обозрение полураздетых красавиц. Гиви, не прекращая работы, кивнул на полку с французскими стегаными покрывалами, которые начинали входить в моду в Союзе, но по моряцким меркам считались еще достаточно дорогим товаром.
– Покрывал видышь. Купы лучше два штук – дэшевле будет – достаточно правдоподобно изобразил Семеныч. Посмеялись, перекурили на автобусной остановке и пошли дальше.
Михаил Константинович вошел в каюту и сложил пакеты с покупками на диван. Затем снял верхнюю одежду, переоделся по-домашнему и вывалил содержимое пакетов на койку. Кроме махера было куплено пара зонтиков автоматов – последний писк моды, пара кофточек жене и дочке, джинсы и футболка зятю, отрез кримплена на платье для жены и себе кожаная куртка из лоскутков. Вобщем достойные подарки для всей семьи. Ну а мохер пойдет на улучшение материального состояния. Дочка с зятем хотели жить отдельно и на данный момент вся семья старалась заработать на однокомнатную квартиру, чтобы потом поменять однокомнатную и трехкомнатную на две девушки. Все работали, дело двигалось, и Константиныч полагал, что на следующий год можно будет всерьез заняться этим вопросом.
Вахтенный моторист, Коля Рюмин, с криком:
– Константиныч, третий зовет … срочно! – без стука буквально ворвался в каюту. Константиныч с неудовольствием посмотрел на Рюмина, потом на купленные вещи, разваленные на койке.
– Стучать то учили? – с легким раздражением спросил он.
Но Коля, не обратив внимания на тон и то, что ему здесь не рады, продолжил скороговоркой:
– Топливная труба у Динамки лопнула, надо переходник точить-
Да, в принципе, Константиныч уже и сам понял, что случилось, что-то серьезное – третий механик просто так не позовет. А тем временем, Коля рассматривал покупки. Его, конечно, абсолютно не интересовали махер и кримплен, а вот джинсы и зонтики – автоматы ему страшно понравились и, пока Константиныч переодевался, Коля выяснил, где и почем это приобреталось.
Ровно через десять дней теплоход «Пертоминск» вошел в устье Северной Двины и через сорок минут встал на якорь напротив Чижовки – места встречи судов, прибывающих в Архангельск, и представителей Советской Таможни.
–С чего начинается Родина – с досмотра в твоем рундуке-
устанавливая парадный трап, напевал боцман Агафонов – катер с пограничниками и таможней был уже недалеко.
Таможенник Евсеев был опытный, но старый и ленивый. Ленивым он стал уже лет пять назад, когда его поперли за пьянку со старших группы и понизили в звании. Тогда он понял, что надо затихариться, не высовываться и спокойно доработать до пенсии – а она была не за горами. Работал он правильно, но без особого усердия, к морякам сильно не докапывался, хотя и был достаточно хорошим психологом – по реакциям проверяемого мог почти всегда правильно угадать – есть что-либо утаиваемое или нет. Машинные команды судов досматривал с прохладцей, поскольку точно знал, если что машинеры и прятали, так это в машинном отделении, а там сам черт ногу сломит – и вымажешься весь, и паров наглотаешься и от шума башку потом ломит, а толку, как правило, ноль.