Байки под хмельком
Шрифт:
— А вдруг всю водку вытащили? — спросил Павлушкин.
— Так нырни — и узнаем. Мы пока костерчик на берегу разведем. — сказал Гучкин, разбив палкой тонкую ледяную корку.
Павлушкин пререкаться не стал, но решительно заверил:
— Если водка на дне — всем по очереди нырять придется.
Молчанье членов бригады стало знаком согласия.
— Твою мать! — сказал Павлушкин, разделся и без лишних слов нырнул в полынью.
Через пятнадцать секунд из воды сначала появились две руки с парой бутылок в каждой, потом всплыла голова Павлушкина со стеклянными
— Согревайся.
Поймав зубами стакан, Павлушкин большими глотками выпил содержимое до конца.
— Ну, что там, много бутылок? — тревожно спросил Михалыч.
Молодой плотник сказал что-то нечленораздельное, но тут же развел руки в стороны и выдохнул:
— Во! Т… мать…
К восьми вечера мороз усилился до тридцати. Ныряли по очереди, не делая никому скидку ни на возраст, ни на должность, ни на семейное положение. Нырнувшему тут же подносили стакан с согревающей влагой. К полуночи пересчитали бутылки — триста пятьдесят шесть штук. Как дней не в високосном году. С полтора десятка валялась на берегу пустыми.
— Может кое-что на другой день оставим? — после очередной погружения, стуча зубами спросил Михалыч.
— Совсем пьяный стал, твою мать! — сказал Павлушкин, — Завтра реполовцы все вытащат.
Аргумент всех сразил наповал и водолазные работы продолжились. К четырем утра вся водка до единой бутылки была поднята со дна. Груда бутылок с целебной влагой лежала на снегу. Высоко поднималось пламя жаркого костра. Пошатываясь, Михалыч оправился в село за трактором. Решили взять в долю тракториста Прохорова, чтобы помог развести бутылки по хатам. Издалека доносилась разухабистая песня «Ой мороз, мороз! Не морозь меня…» Михалыч, отхлебнул из бутылки и заорал в ответ соратникам: «Моего коня…»
А реполовцы остались с носом. Пришли к реке на следующее утро с водолазным костюмом, а водки-то — тю-тю…
Зато плотники через четыре дня вышли на работу. И никто из «моржей» даже не чихнул…
1997 г.
Предприимчивый Изякин
Когда тракторист Изякин ворвался в зал, вопрос о выборе нового руководителя молочной фермы уже ставили на голосование.
— Итак, — важно произнес председательствующий в президиуме, — Кто за то, чтобы…
— Мужики! — крикнул в зал с порога тракторист Изякин, — Из райцентра машина пришла. Стеклотару принимать будут!
— …директором молочной фермы была…, — слова председательствующего тут же утонули в шуме поселкового кворума.
Все повскакивали со своих мест и, толкаясь и наступая друг другу на ноги, устремились к выходу. Но проворный председательствующий оказался около выхода из зала первым. Вытеснив Изякина, он, что на фронтовом языке называется, грудью загородил амбразуру дверного проема.
— Товарищи избиратели! Всех отпущу только после голосования…
Пока ещё не выбранная директор молочной фермы, женщина упитанной наружности, с налета вытолкнула председательствующего в вестибюль клуба и первой устремилась на улицу. За ней, одобрительно размахивая руками и нецензурно выражаясь в адрес президиума, шествовали избиратели.
Приемщик объявил, что бутылки будет принимать только из-под водки. Расплачивался тоже бутылками. Только уже с водкой. По цене 18 тысяч за пузырек. Оставшуюся сумму выдавал деньгами. Мужиков такой расчет устраивал, бабы возмущались и были недовольны. Первые клиенты уже толкали тележки с мешками в сторону приемного пункта.
— А до скольки работать будете? — засуетился счастливый тракторист Изякин.
Приемщик поглядел на часы и ответил:
— Еще минут сорок.
— Как сорок! — завозмущалась толпа. Многим нужно было бежать за стеклотарой на другой конец деревни. Изякину в том числе. И хотя под рукой был его «Белорусь», он сомневался, что успеет собрать всю посуду в доме.
— Ровно сорок минут, — отрезал приемщик, — А то на базу не успею.
Изякин ошалело поспешил к своему трактору. Завел мотор. «Нет, не успею. Уедет сукин сын!» — подумал он и, заглушив двигатель, схватил сумку с гаечными ключами, домкрат, помчался обратно к машине приемщика.
Около кабины он плюхнулся на колени, подставил домкрат. А через три минуты уже катил переднее колесо грузовика к «Белоруси». В суете никто и не заметил о проделке Изякина. «Теперь не уедет, — сам себя успокоил Изякин и завел трактор. На пути ему попался председательствующий с доверху нагруженной мешками тележкой. «Вот сучий сын!» — выругался Изякин и до конца нажал на педаль газа. Когда собирал бутылки по всему дому, его посетила идея — не отдавать колесо. Диск хороший, резина ещё новая: В хозяйстве пригодится, а приемщик поставит запаску», — подумал Изякин и закатил почти новое колесо в сарай.
Когда он вернулся обратно с девятью мешками бутылок, которые всю дорогу дребезжали в тракторном прицепе, приемщик выпрыгнул из кузова.
— Все, прием закончен. — потер он ладони, ехидно глядя на опоздавшего Изяина.
— Не выпендривайся, принимай, — благодушно попросил Изякин, — Что ж, я зря что ли на другой конец деревни гонял и по всему дому посуду собирал? Можешь прямо в мешках забирать…
— Посмотри в кузов — полный.
— Не выпендривайся, — продолжая улыбаться, как бы за поддержкой посмотрел Изякин в сторону сгруппировавшихся мужиков, разливающих в стаканы.
— Гуляй, мужик. — сказал приемщик, нагнул голову и похлопал себя ладошками по шее, — Куда я твои мешки, себе на голову поставлю, что ли?
Как бы показывая, что разговор закончен, он легко запрыгнул на подножку машины и открыл дверь. В это время один из закусывающих мужиков обратил внимание, что машина оказалась без колеса. Жуя кусок сала, захмелевший колхозник подошел к кабине и спросил:
— А что без колеса поедешь или по воздуху полетишь?
— У тебя с головой все в порядке?