Байки с Лубянки
Шрифт:
— Береги чемпиона пуще своего глаза! — наставляли. — Подозрение парень вызывает: ходит на концерты в консерваторию и английским в совершенстве владеет. Зачем ему это? Очень подозрительно!
И вдруг эта нервозность. Опер в стойку встал: не деру ли чемпион собрался дать?
Решил почву прощупать. К чемпиону подходит и так и сяк. Мол, что ты, Ваня, голову повесил, что не весел? Родина тебя знает, Родина тебя любит и надеется. Ванюш, что тебя гнетет? Ну, поделись со мной, как со старшим братом. Никому не скажу, пойму тебя, помогу, а?
А тот сопит,
Оперу совсем тревожно сделалось. Надо бы в посольство сбегать, доложить и посоветоваться, да и этого прохиндея нельзя без надзора оставлять. Еще рванет из гостиницы да как изменит! Что делать?
Дальше — хуже.
Все на экскурсию, а чемпион в гостинице остается. Все по магазинам, а этот опять отбился от стада, торчит один в гостинице и опера сторонится, как бы стесняется.
Все чего-то покупают, а этот ни цента не потратил, словно ему на этом свете ничего уже не надо: ни махеров для тещи, ни джинсовых брюк для себя.
— Да, если уж по магазинам не шастает, то это верный признак готовящейся измены Родине, — говорит себе опер. — Все честные советские люди, попав за границу, не Луврами и Метрополитен-операми разными интересуются, а насчет тряпок беспокоятся. А лицо, лицо-то у этого типа какое-то нехорошее. Ай-яй-яй! Когда говорю с ним, то глаза отводит, и рот кривит, и ни в чем не признается. Да, на физиономии у него словно написано — изменник! Ну что, что делать?
Покой опер потерял, сна ни в одном глазу. Так и ждет, что вот сейчас откроется дверь и скажут об измене. Или еще хуже: по телевизору сообщат, что такой-то попросил политического убежища.
В общем, оба маются — и опер, и чемпион. А впереди соревнования. И ждут в Москве не сообщений вражьих голосов об измене, а медалей золотых, за которые наш опер своей башкой чекистской отвечает.
Мучается опер, голову ломает: что делать? Вдруг стук в дверь, и заходит к нему врач команды. Вид очень у него озабоченный. Вздохнул и говорит:
— Беда у нас!
— Что такое? — подхватился опер. — Что произошло?
— Еще не произошло, но вполне может… Что делать, прямо не знаю. Уж чего я не перепробовал, а ничего с чемпионом сделать не могу…
— Побег готовит? — встал в стойку опер. И чувствует, что откроется сейчас страшная тайна.
— Да, побег — до туалета, а обратно пешком. Понимаешь, уже какой день несет парня. Может, съел чего? Я уже всякими таблетками парня пичкал, да все попусту. Как начал он мучиться с Москвы животом, так до сих пор на расстояние прямой видимости от туалета не отходит…
От сообщения такого полегчало оперу. На радостях он не знал, как врача отблагодарить. Говорит:
— Когда я был маленький, то животом, того, частенько недужил. Бабушка меня радикально лечила. Всегда помогало.
Доктор заинтересовался:
— Чем лечила?
— Тут у буржуев небось можно два-три граната купить? Снимите шкурку, прокипятите, а получившийся отвар пусть больной выпьет. Он парнишка
Доктор руки потер:
— А что? Надо народное средство попробовать.
И попробовал. Чемпион вмиг выздоровел, повеселел, стал широко улыбаться, всех потряс своей мощью и медаль завоевал — золотую. Из Кремля правительственная телеграмма прилетела: «Поздравляю новым триумфом советского спорта, за волю мужество награждаетесь орденом Ленина. Первый секретарь ЦК КПСС…»
Телеграмму опер на общем собрании зачитал, чемпиона все еще раз поздравили.
В общем, пронесло — чемпиона и опера.
Кстати, джинсы чемпион так и не стал покупать. На ту прискорбную подачку, что чиновники из Спорткомитета милостиво подавали спортсменам, чемпион купил альбомы по искусству, разумеется, на английском языке. На русский переводил легко, без словаря для всех читал.
Хорошо у него получалось, сам слыхал.
Тащи с завода каждый гвоздь…
В оперативной работе трагическое часто соседствует с комическим. Логика с несуразицей.
В 1977 году террористы взорвали бомбу в метро. Пострадали невинные люди. Чекисты сбивались с ног в поисках преступников. Сотни бригад работали по розыску. Милиция, прокуратура. Все силовые ведомства объединились в этих поисках. О наградах не мечтали, жили надежной — найти подонков.
Тысячи людей были брошены на вокзалы, станции метро, автостанции.
Несли и мы с моим молодым коллегой службу на станции метро «Площадь Ногина». К концу дня ноги опухают от топотни по платформе, лица сливаются в одну сплошную массу. И даже ночью явственно раздается в ушах грохот подходящих и уходящих поездов. И так день за днем, но чекистская бдительность только возрастает.
Ходим мы себе, в толпу всматриваемся. И если сначала мало чего замечали, то со временем глаз стал острее. И вдруг толкает меня приятель в бок: — Смотри!
И точно: идет по платформе мужичок. Сам как камбала — все бочком-бочком, потому что под мышкой у него тяжесть неподъемная. И все время опасливо головой крутит, ясно: боится чего-то.
Вспомнили мы ориентировку, что взрывчатка была в чугунной гусятнице. Пробил нас пот.
Оглянулись по сторонам, увы, милиции нет. Принимаем волевое решение: проверить документы, а если что, так задержать.
Двинулись мы за мужичком. Тут поезд подошел, мужичок вместе со всеми вошел, и мы внутрь вагона проскользнули. Когда двери стали закрываться, мужичок обратно на платформу — юрк! — выскользнул. И зачесал, зачесал на другую платформу, противоположную.
Ясно как божий день: преступник, террорист!
Облились мы холодным потом, да делать нечего: и мы успели выскочить на платформу, хотя себя расшифровали, это ясно. Но теперь это уже неважно, ибо решили: будем брать!
А он шаг ускоряет. Мы прибавляем, он тоже. Вообще, как орловский иноходец, на рысь перешел. А тяжесть у него под мышкой!