Байки забытых дорог
Шрифт:
Все газеты дружно и настойчиво – на всех без исключения полосах – рассказывали о финансовом кризисе, опутавшем крепкими и коварными сетями беззащитную планету…
Справа невидимый гитарист ласково и невесомо перебирал струны своего верного инструмента, и тихонько напевал – сугубо в тему:
– Январь. Какая странная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Туда, где пенится волна. Всегда…. Январь. Качает ветер фонари. Январь. Прошу – со мной – поговори. О том, как теплятся огни. Вдали…. Она? Она немного влюблена. В меня? Вполне возможно, что и да. А может, как это не жаль,
– Что за дела творятся такие? – где-то рядом громко возмутилась такая же невидимая тётка. – Поспать не дают, ироды! Кризис на дворе, а они, супостаты, песенки поют…
– Кризис? – искренне удивился сосед Серого, бородатый мужчина средних лет. – Да, какой это кризис? Так, название одно…. Вот, помню, в девяносто втором году – серьёзное было дело. Ельцин, морда пропитая, цены на всё отпустил, а зарплату-то и позабыл поднять…
– И про пенсии забыл, рожа сытая! – неожиданно поддержала бородача невидимая тётка. – Гнида речистая! Тогда мой сынок на шахте полгода зарплаты не получал, а мне пенсию задержали почти на три месяца…. Как выжили тогда? Но, ведь, выжили…
– А что потом началось? – громко спросил мужчина в пространство, после чего сам же и ответил: – Бандитизм начался, махровый и беспредельный! Крыш было в два раза больше, чем скользких бизнесменов и вшивых коммерсантов. Но, ведь, и это пережили? Пережили! А что было в самом конце девяносто пятого года?
– Что, собственного, было тогда? Запамятовала я что-то…. Напомни-ка, товарищ!
– Выборы приближались, и многие не верили, что Ельцина переизберут на второй срок…
– Верно-верно, и я не верила!
– Некоторые индивидуумы – в какой-то момент – испугались, что к власти вернутся коммунисты. Мол, вернутся, гады, и устроят новую кровавую баню, припомнив всем прегрешения их – рыночные да коммерческие…. Вот, тогда-то во многих головах начался ещё один кризис – иммиграционный – на этот раз. Целая куча народа, похватав чемоданы и детишек, рванула на запад. Где, к слову сказать, их никто и не ждал…. Много там было поломано судеб. Кто-то – со временем – вернулся назад, а кто-то и счёты свёл с жизнью…
«Это он говорит про меня!», – подумал Серый. – «Это же я, подхватив под мышки жену и детей, рванул со всех ног в Австрию – пытать своё счастье. А через полгода вернулся обратно. Как пёс обделавшийся – без копейки денег – приполз в родимую конуру…. Больше всех тогда дочке досталось: она, как раз, пошла в первый класс. Бедная Оля! Четыре месяца отучилась в австрийской школе, а после Нового года пошла в русскую. Стресс – для ребёнка – неслабый…. Ладно, и это пережили, не сломались!
– Вскоре наступил девяносто восьмой год. Дефолт, то бишь! – вкрадчиво сообщил бородач.
– Мать их всех, красивых да богатых! Чубайса, и иже с ним! – грязно выругалась тётка. – Опять погорели все мои денежки, что копила на ремонт дачи. Вот же, гадюки сволочные…
– Ну, и что нам – нынешний кризис? – подытожил сосед Серого. – Так, ерунда ерундовая, пшик один несерьёзный. Тем более, что многие – за последние пять сытых лет – и недвижимостью обросли, да и накопления предусмотрительно держат под матрасами…
«И это – правда!», – мысленно согласился Серый с соседом. – «Квартира у меня нынче – просто отличная, дача неплохая, две машины-иномарки новенькие, денег в разных банках сложено – на чёрный день – тысяч сорок долларов. Ну, и чего это я так, спрашивается, переживаю? Нервничаю, прыщиками, даже, весь покрылся – как лох последний, чилийский.…Не, надо успокоиться, собраться с мыслями. Самое лучшее – прямо завтра, благо, что завтра суббота – рвануть на дачу. Пивка накупить литров семь-восемь, запереться, посидеть у камина, вспомнить старые времена, подбить некоторые промежуточные итоги…. Ерунда, прорвёмся!».
Словно бы заразившись общим оптимизмом, неожиданно поселившимся в зале ожидания, проснулся громкоговоритель и, откашлявшись, радостно объявил:
– Уважаемые дамы и господа! Объявляется посадка на рейс 2240, следующий по маршруту Сёстринск – Санкт-Петербург. Регистрация пассажиров начинается у стоек за номерами пятнадцать и шестнадцать. Повторяю…
В помещении зажглись все лампы дневного света и тётка, оказавшаяся – в полном соответствии со своим голосом – мордатой и толстощёкой, неожиданно попросила молоденького паренька-гитариста:
– Слышь, малец! Ты песенку-то допой, что ли. Интересно просто, чем там у тебя закончится…
Длинноволосый юнец не заставил себя просить дважды и, перебирая струны, запел:
– Звезда. Сияет в дальнем далеке. Опять. Иль, это снится мне? На стенке – толстый календарь. Январь…. Январь. Какая грустная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Ключи? Закроем двери как-нибудь. И – в путь…. Январь. А за окошком – снег. Пурга. Она всегда – права…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…
На следующее утро – как и планировал – Серый уехал на дачу. Жена Ирина, будучи женщиной умной, возражать не стала. Повздыхала только немного – понятливо и жалостливо, а на прощанье подмигнула – тепло и нежно…
Широкой лопатой, предусмотрительно оставленной на улице, он расчистил дверь от снега, зашёл в промёрзший за зиму дом и растопил камин. Потом, часа через два с половиной, когда в комнате стало относительно тепло, Серый подтащил к камину столик, застелил его старенькой скатертью, на которую выставил многочисленные пивные банки. Вскрыв разнокалиберные пакетики, разложил по тарелкам нехитрые закуски: чипсы, орешки, снетки, спиральки подкопченного сыра и узкие кальмаровые полоски.
– Что же, приступим, пожалуй? – предложил сам себе Серый и – с негромким «пшиком» – вскрыл первую банку. – Вспомним, как оно было…
Байка первая
Превратности Судьбы: «Зенит» и портвейн – близнецы братья…
Он проснулся в предрассветный час. Было прохладно и зябко, ленивое солнышко всё ещё дремало где-то – за далёкой линией горизонта. Но кромешная тьма уже трусливо отступила, вокруг безраздельно властвовала серая, чуть подрагивающая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев крошечными капельками росы. Заброшенный сад казался древним и ужасно таинственным. Где-то рядом тихонько шелестели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом. Это старушка-Нева напоминала о своём существовании.