Баймер
Шрифт:
Я развел руками.
– Но если учесть, что я в бухгалтерии полный ноль… и не собираюсь учиться, то будем как-то уживаться. Я подпишу все бумаги, кроме смертного приговора.
Хренсман удивился:
– Вы против смертных приговоров?
– Применительно к себе, – объяснил я. – А всяких там негров, евреев, коммунистов и цыган – всегда пожалуйста! А теперь еще и лиц кавказской национальности. И юсовцев, само собой.
Он кивнул:
– Тогда сработаемся. Я не коммунист и не еврей, что странно, теперь все евреи, и не лицо… Вроде бы даже не совсем негр, хотя пашу
В приемную вошел Сергей, по-свойски кивнул секретарше, бухгалтер не оглянулся, Сергей сказал насмешливо:
– Да негры теперь не очень-то пашут! Им интереснее получить пособие по безработице, его хватает, а в остальное время нюхать коку и репить.
– А я старый негр, – пояснил бухгалтер. – Который еще на плантации. Под кнутом плантатора… гм… из обкома партии. Ну, словом, раз уж вы, Андрий, теперь элпээрик, то на все покупки берите чеки, их сдавайте мне. У нас все-таки… или все еще – плановое хозяйство.
Сергей спросил тупо:
– Что такое элпээрик?
– ЛПР – лицо, принимающее решения, – расшифровал Хренсман. – Так говорили в далекие 90-е… Еще в прошлом, двадцатом веке. Ах, он все еще не закончился? Все равно это было в прошлом двадцатом, а не в этом двадцатом! Берите все чеки, все накладные, а на что не сможете или вам просто не дадут, у нас еще та экономика, то просто записывайте… Даже если заправили полный бак, а чек на бензоколонке не дали, вы уж, пожалуйста, эти расходы запишите, чтобы я не подумал, будто на пропой вот этому мордовороту с расплюснутым носом. Он вам, наверное, рассказывал, что профессиональным боксером выступал и потому у него такой нос? Враки! Он подрабатывал мытьем окон в публичном доме.
Сергей хрюкнул недовольно.
– Понабирали тут Хренсманов, Ваксбергов да Айсбергов, чтобы честные русские титаники тонули!.. Ладно-ладно, я тебе это припомню, чубайсник. Андрий, давай-ка собирайся. Сегодня не я в твоем распоряжении, а ты в моем. Уж я тобой нараспоряжусь… Я тебе припомню мои безответные овечьи слезы, когда ты меня семнадцать раз…
Он любовно подул на огромный кулак, оценивающе уставился в мою челюсть. Бухгалтер спросил Веронику:
– К Илье Юрьевичу можно?
– Подождите, – сказала она. – У него важный разговор по телефону.
Он присел у стола и смиренно просматривал свои бумаги, а я вышел за Сергеем. Молча, поглядывая на меня исподлобья, он вывел меня во двор.
– Жди здесь, – велел он.
Я ждал, рассматривал хорошо отрендеренный двор, в голове все крутилось насчет игры, бухгалтера, набора команды, но поверх всего всплывало строгое аристократические лицо, и весь мир терял краски, растушевывался, оставалось только это лицо, я начинал его менять, раздвигать губы в приветливой улыбке…
…сзади бибикнуло, я подпрыгнул. В полуметре от моего зада остановилась сверкающая машина. Иномарка. Сквозь яркие, как бегающее пламя, блики на лобовом стекле рассмотрел Сергея, он махал мне рукой.
Я подошел слева, попытался открыть, не смог, тогда он наклонился и сам толкнул дверцу. Я сел рядом.
– Это твоя машина, – сказал он. – Знакомься! Опель Вектра. Ей уже девять лет, но состояние хорошее, еще послужит. Здесь нет наворотов, вроде автоматической коробки передач или сервоусилителя руля, но тебе это ни к чему, надо свои мускулы развивать, а то у тебя как у червяка… Вот смотри пока за мной, а когда доберемся до площадки, там уже я с тебя глаз не спущу.
Я думал, он говорит о какой-то особой площадке, где учат начинающих, эдаком заасфальтированном полигоне с высокими заборами из толстых шин, но он проехал совсем недалеко, остановил на крохотной поляне, где со всех сторон высились угрожающе толстые, как спецназовцы в бронекостюмах, раскоряченные деревья.
– Вот, – сказал он бодро, – наш полигон. Не ехать же, в самом деле, в город? Как думаешь, а?
– Да-да, конечно, – сказал я уныло. – А ты уверен, что в этой клетке можно вообще развернуться?
Он захохотал:
– Да это же пампасы!.. Бескрайняя саванна!.. Простор, куда ни глянь… Ладно, вот смотри, я сделаю круг, а потом поменяемся местами.
Я знаю, что я двужильный, когда дело касается компа, но чтоб двенадцать часов крутить руль, жать на педали, переключать сцепление, и все это на нервах… но я крутил, переключал, тормозил, разворачивался, учился давать задний ход.
На второй день обучения Сергей приглядывался ко мне со странным вниманием. Сказал наконец:
– Ладно, вижу, что знаешь, где у машины заднее лобовое стекло. Давай выезжай во-о-он туда!
– Ты что? – испугался я. – Там же дорога!
– Ничего, – ответил он хладнокровно. – Дуй, я тебе говорю.
Я кое-как вырулил, дорога вообще-то пустынная, здесь за городом не то движение, что на Тверской, но все же я трясся всякий раз, когда показывалась встречная машина, а дорога казалась невероятно узкой, и вот-вот столкнемся лоб в лоб…
– Прибавь скорость, – наконец велел Сергей. – Давай-давай, не робей… Обделаешься легким испугом, если здесь. Вон там выезд на Окружную. Там вообще не страшно, скорости дай боже! Если что, то сразу, мучиться не будешь…
На Окружной, в самом деле, проще, ибо дорога бархатная, не пугает тряска, а руль не стремится вырваться из рук. Да и светофоров нет, встречный поток где-то в другом мире, а здесь то и дело мимо проскакивают как пули блестящие машины. Впечатление такое, что мы стоим на месте, хотя на спидометре уже за восемьдесят.
Сергей следил внимательно не столько за моими руками, как за моим лицом.
– Неплохо, – определил он. – А теперь вон там будет спуск…
– Ты чего? – испугался я. – Это же Волоколамка!
– А ты думаешь прожить, не побывав в Москве?
Я снизил скорость, машина с преувеличенной охотой свернула. Дальше трасса не такая оживленная, но зато сузилась, а вдали мерцает красный свет. К счастью, пока я добирался до перекрестка, красный сменился зеленым, не пришлось выказывать искусство плавного торможения. Со вторым повезло меньше, но я довольно сносно затормозил, а на следующей улочке не пропустил нахала, который решил, что ученик уступит дорогу в любом случае, даже если главная улица у меня.