Байт 2. Блуждающие лабиринты Гиннунгагапа
Шрифт:
– Ага. Живет. И меня скоро родит. Только, она мне приглашение в Мир, через мастера - рогу передала, с пулом фамильных артефактов и свитком портала. Она там, теперь графиня де Смодонти. А дед, - кланлидер.
– Кланлидер? Через рогу... Подожди, дай сообразить...
– Да тут и соображать нечего, информации мало. Давай так - ты мне расскажешь все, о себе и матери, а потом я, как новорожденный, расскажу то, что знаю, а знаю я немного. Потом и будем думать, что дальше делать.
Всеслав, рассказал мне о том, как долго и упорно шел к своей мечте, как он был счастлив, создавая Мир. О своем друге - Сергее, который до самой смерти. Про войну и боль, и о том, как
Он говорил, с отчаяньем последней исповеди, не щадя ни своего самолюбия, ни пороков других людей, встретившихся на его пути. И чем больше он рассказывал, тем больше внутри меня росло ощущение, что мы очень давно знакомы и то, как он реагировал на давившие его проблемы, было мне близко, и вызывало искреннее приятие, понимание, нелицемерное сочувствие и настоящее сопереживание. Для меня, моя реакция, оказалась новостью. Только теперь, я понял, как это - быть родственной душой.
Оказалось, мне этого сильно не хватало. С приемными родителями, мы никогда в подобном ключе не общались, и душевной близости с ними, у меня не возникало. Ничего не хочу сказать плохого - они замечательные люди. Но, по моим тогдашним детским воззрениям, жили они в своем мирке, со своими проблемками, а я, со своими вселенскими несчастьями, которыми с ними не делился, в своем. Только теперь я понял, каким эгоистом был, и испытал к Всеславу настоящую благодарность за это прозрение.
Мне тоже, в первый раз в жизни, захотелось выговориться, выбросить угли, не до конца перегоревших эмоций. Услышать слова сочувствия, одобрения и поддержки.
Он слушал внимательно, не перебивая и не переспрашивая, и в глазах его, светилось такое спокойствие и мудрость, что я усомнился в его возрасте. Настолько разительна была перемена, произошедшая в этом парне. Насколько он был моложе, рассказывая о близком для него, настолько же он был старше, слушая меня.
Я ему рассказал о том, как рос у приемных родителей, не зная, что они не родные. О своих увлечениях, победах и поражениях. Про Веру. Про не пришедшую до сих пор, настоящую любовь и не совсем ясную надежду на будущее.
И, о своем страхе несостоятельности, об отсутствии вариантов, верю я или нет, в рассказанное Демиургом, - путь назад уже закрыт. Все изменилось вокруг. Я изменился.
На что, совет был прост:
– Боишься, - не делай. Делаешь, - не бойся!
– и Всеслав запел: - Ойся, ты ойся, ничего не бойся. Я пойду с тобою, ты не беспокойся!
– и сделал проходку, как в лезгинке.
– Это я так, к слову. Ты должен знать свои корни, - он снова присел рядом.
– Бабушка моя с Кубани, а у отца, деды и прадеды, русский Север обживали. Поморье да Заонежье. Казацкая ниточка с Кубани, еще дальше тянется - на Яик. Наши предки туда с атаманом Василием Гугней пришли. А до того, яицкие казаки, при Тамерлане личной гвардией состояли. В общем, там круто замешано. У матери же твоей корни, с одной стороны кельтские, а с другой, тоже казацкие, из запорожцев и дунайцев, но, последние впрочем, сами бывшие кубанцы. Так, нам ли бояться покорять миры? Казаку, только бабу свою, бояться не зазорно!
И он снова запел:
– Ойся, ты ойся, ничего не бойся...
А затем продекламировал:
"Боюсь, что буду я бояться, боюсь покинуть я тропу,
Боюсь упасть и не подняться, боюсь, что что-то не смогу...
Но не боюсь лежать и думать, о том, что я всего боюсь!"
– Прикольно! А это, кто написал?
– Я...
– Пишешь стихи?
– Нет. Баловался раньше. А теперь муза меня покинула.
– Мать?
– Нет. Просто Муза. Диана стихи не любит. Даже про любовь. Она, вся такая целеустремленная, а стихи - для неудачников, которые вместо денег, производят на свет сопливые рифмы. Она напрямую об этом не говорила, но, не раз давала понять намеками, чтобы меня ненароком не обидеть.
– И ты бросил писать, только потому, что ей это не нравилось?
– Нет. В один из дней, я вдруг вспомнил, что давно ничего не писал. Попробовал. Ничего не писалось, и самое
печальное, - уже и не хотелось. Не хотелось, чтобы написалось. И я, перестал даже думать об этом. Вот, как-то так...
– Жаль, наверное, могло что-нибудь получиться.
– Нет, не жаль. Могло или нет, неизвестно. А так, все время, которое я потратил бы на стихи, я потратил на
доработку Мира. О чем, совершенно не жалею, не смотря на то, сколько проблем он принес и еще принесет. А знаешь, налей-ка мне чайку, - он протянул чашку.
– А то за разговорами, мы о нем совсем забыли!
В тишине допили обжигающий ароматный напиток.
– Скажи мне, тебя называют Создателем, Творцом, - начал я. Мне было интересно, что он сам думает по этому поводу.
Он промолчал, ожидая продолжения.
– Говорят, что ты ушел. Решил передохнуть, перед тем, как создавать следующий мир.
– Все намного прозаичнее. Я не ушел, - меня ушли. И у творцов, есть могущественные недоброжелатели, - он улыбнулся.
– А насчет новых миров, - мало ли? Вдруг, захочется чего-то новенького? Все может быть. Но, с полной уверенностью, могу сказать тебе одно - пока Мир в опасности, ничего такого, творить я не буду! По крайней мере, нового!
– рассмеявшись, сказал он.
– Как это - знать, что есть целый мир, который без тебя не появился бы на свет, что он развивается, осознает себя?
– Я не смог быть рядом с тобой, когда ты делал первые шаги, начал разговаривать, читать, пошел в школу... Но, думаю - все точно так же, - он снова улыбнулся.
– Блин! Я себя ощущаю столетним дедом! Никак не осознаю, что так может быть! Ты мой ребенок, и Мир - мой ребенок. А я сам еще не вырос! Как я могу к вам относиться? Я вас, просто люблю, и никому в обиду не дам! Никому! Ну, что? Вместе?
– он протянул мне ладонь.
– Вместе!
– я протянул ему свою руку, на которой лежал перстень с семилучевой звездой.
– Что это?
– Всеслав осторожно, двумя пальцами взял артефакт и покрутил перед глазами, рассматривая. Тот радостно заискрился короткими лучами, обволакивая его руку всеми цветами радуги.
– Ого!
– Он тебя признал!
– удовлетворенно констатировал я, вспоминая слова Аксиньи.
– Это тебе подарок, от одной загадочной ведуньи. А зачем? При встрече, думаю, расскажет.
V
"Каждый шаг действительного движения
важнее дюжины программ".
К. Маркс.
Резиденция Демиурга.
Всеслав.
Прошло три дня.
Три дня сибаритства и гедонизма.
Мы, рожденные в нищете, выросшие в стесненных жилищных, финансовых, инфраструктурных, политических, моральных и прочих неблагоприятных условиях, просто дорвались до совершенно невозможной халявы.
Как поступили бы Вы, если все, доступное к пожеланию, появлялось бы в ту же секунду?