Баженов
Шрифт:
В свете яркого июньского дня все эти храмы, обелиски, украшенные цветочными гирляндами, нарядная толпа «высоких обоего пола особ» — шитые золотом кафтаны, военные мундиры мужчин и светлые туалеты дам — являли собою зрелище красочное и нарядное. Толпы «простого народа» могли в отдалении любоваться этим празднеством.
После молебна и оглушающего звона колоколов всех московских церквей началась церемония закладки. Кто-то из современников отметил, что она совершилась по масонскому обряду.
Торжественное шествие открыли два церемониймейстера с особыми знаками, за ними шли четыре каменщика, неся мраморную плиту, и еще шестнадцать каменщиков со своими инструментами.
«Архитекторская команда», одетая в одинаковую форму, составила отдельную
Баженов заложил первый камень, на котором было вырезано:
«Сему Сданию прожект сделал и практику начал Российской Архитект Москвитянин Василий Иванович Баженов, Болонской и Флорентийской академии, Петербургской Императорской Академии Художеств академик, Главной Артиллерии Архитект и капитан, сего сдания начальной Архитект и Експедиции оного строения член, от роду ему 35 лет…»
Взволнованный, в растрепанном парике, сдерживая слезы радости, взошел Баженов на помост и произнес речь [2] .
2
Речь В. И. Баженова впервые была опубликована в сочинениях А. П. Сумарокова в 1787 году с примечанием: «Сия речь говорена была при заложении Кремлевского дворца архитектором, артиллерии капитаном, Болонской и Флорентийской Академии членом и Санктпетербургской Академии художеств академиком Василием Ивановичем Баженовым». Рукопись речи была найдена в бумагах Сумарокова известным Новиковым, издателем произведений этого писателя, и напечатана, после чего долго считали автором этой речи Сумарокова.
Прошло почти полвека, прежде чем некий «кн. А-в» обнаружил в бумагах своего отца, лично знавшего Баженова, тождественный список речи Баженова, установивший ее принадлежность самому художнику. Она была опубликована А-вым в «Московском Телеграфе» (1831, № 17) при его «Письме к издателю». В третий раз она была напечатана в № 47 «Московских губернских ведомостей» за 1844 г.
«Ликуйствуй, Кремль!
В сей день полагается первый камень нового Ефесского храма, посвящаемого божией в России наместнице, толико же и добродетелями, колико своим саном сияющей.
А я, будучи удостоен исполнить монарши повеления в сооружении огромного дома и всего великолепного в Кремле здания, готовяся зачати оное, почитаю должностью нечто молвить о строениях московских, ибо то к сему дню и к делу сему пристойно, и нечто выговорить и о своей профессии, ибо здание здесь начинается.
Иоанн Данилович, сын Даниила Александровича и внук Александра Невского, воспитанный в Москве при отце своем, соделался наследником Российского Великокняжеского престола, возрастя на прекрасных местоположениях Москву, по благословлению Петра Митрополита перенес Российский трон из Владимира, а с ним и Митрополит переселился в Москву. Остаток бора, лежащего на горе Кремлевской, окружающего Спасской монастырь, вырублен, а бывшая там монашеская обитель перенесена на Яузу и названа Новоспасским монастырем: осталась только посреди дворца — одна церковь, называемая и поныне Спас на Бору. От сего бора назван и Боровицкий мост.
Замоскворечье составляло слободы переведенцов, как были переведенские улицы и в Петербурге. Где ныне ряды и гостиный двор, тут было поле, а потом поставлены деревянные лавки, ради торгу. При сих рядах поставлена потом ради торгующих церковь Великомученицы Варвары, от чего улица Варварка и имя получила.
Жилище великих князей был Кремль, на коем месте и наша Монархиня ныне дому Императоров Российских основание полагает.
Китай стал потом жилищем мещан торгующих.
Тверская, Никитская, Воздвиженка, Дмитровка и Петровка первые населены были, и лучшие князи,
По временам Иоанна Даниловича Москва, яко центр российских земель, стала год от года размножаться. Во время великого князя Иоанна Васильевича она возсияла, ибо он увеличил Кремль и обвел его новыми стенами, гордыми украсив их башнями. Во время сына его и внука красоту свою и величие умножала, а внук его царь Иоанн Васильевич воздвиг стены и башни Китая. Царь Борис Федорович Годунов, а по нем царь Михаил Федорович, царь Алексей Михайлович, царь Федор Алексеевич еще Москву и распростирали и украшали. А потом и время и радение обитателей привели ее в то состояние, в коем мы ее видим. Но упадающие царские чертоги нe могли более стояти без страха и были готовы ко всеконечному разрушению…
Египтяне первые привели архитектуру во преизрядный порядок, но, не довольствуясь только хорошим вкусом и пристойным благолепием первоначальным, едину огромность почитать начали, от чего и пирамиды их, возносяся к небу, землю отягощают, гордятся многолетними и многонародными трудами и многочисленною казною. Греки хотя и все от Египтян и Финикиян ко просвещению своему получили, но, став лучшего и почтеннейшего на свете охотниками и введя сию охоту во весь народ, архитектуру в самое привели изящное состояние. Родилися от египетской несовершенной архитектуры три в Греции ордена: Дорический, Ионический и Коринфский: важный, нежный и цветной, разные в них размеры и расположения, но все приведены в совершенные правила и все огромностям посвящены быть могут. Некоторые думают то, что и архитектура, как одежда, входит и выходит из моды, но, как логика, физика и математика не подвержены моде, так и архитектура, ибо она подвержена основательным правилам, а не моде. Когда Готы овладели Италией, они, привыкнув к великолепию зданий римских и не проникнув того, в чем точно красота здания состоит, ударились только в сияющие архитектуры виды и, без всякого правила и вкуса умножая украшения, ввели новый род созидания, который по времени пслучил от искусных, хотя и не следующих правилам, огромность и приятство. Такого рода наша Спасская башня, но колико она не прекрасна, однако не прельстит только зрения, как башня Гаврила Архангела. Грановитая палата хороша, но с Арсеналом сравняться не может. Колокольня Ивановская достойна зрения, но колокольня Девичья монастыря более обольстит очи человека вкус имущего»…
Речь эта, характеризовавшая отношение к архитектуре прошлого большой художественной школы, возглавляемой Баженовым, закончилась неизбежным для того времени восхвалением Екатерины:
— О, собранные зрители заложения дому великая Екатерины, я желаю и устремляюся, поелико могу исполнить повеление самодержицы. Ум мой, сердце мое и мои знания не пощадят ни моего покоя, ни моего здравия. Архистратиг обладателя Вселенная! Перед твоими очами, перед самыми твоими очами, сей первый камень во основание полагается. Буде хранителем сего дома, сего замка и сего града.
Это мистическое окончание речи говорило уже о начавшемся влиянии на Баженова московских масонов (мартинистов), с которыми он сблизился через своего школьного друга Новикова.
Для рабочих после закладки устроено было угощение: им выдали двенадцать ведер вина, тридцать ведер пива и на 12 рублей 50 копеек калачей.
«Знатные особы» получили приглашение на бал к Измайлову, где веселились всю ночь. Баженов, усталый и притихший, рано оставил пир и удалился домой, чтобы в одиночестве пережить счастливейший день своей жизни.