Баженов
Шрифт:
— Ты сам отнюдь не высовывайся с книгами, сам не зачинай говорить, а разве та особа сама зачнет…
Баженов уехал в Петербург.
На почтовых станциях меняли лошадей, пили чай. Помещики, чиновники, ехавшие по казенной надобности, вели разговоры о ценах на рожь, на мужиков, которых, как скот, гнали в столицу ня продажу…
— О, родина! — вздыхал Баженов.
Никакие проповеди в масонских ложах о совершенстве человека, о распространении разума и великих истин среди ближних не могли рассеять горестных мыслей Баженова. Разве
Баженов был далек от революционных настроений. Он страдал от самодержавия как художник. В этом, вследствие своего мистического мышления, он мог видеть «рок», но не понимал, что сама социальная природа самодержавия определяет художника на роль слуги, исполняющего прихоти монарха… Екатерине нужны были художники, создававшие пышный и величественный фон для ее царствования и исполнявшие ее веления. До остального ей было мало дела…
Возвратившись в Моокву, Баженов сообщил Новикову.
— Великий князь принял меня милостиво и книги взял. А о наших беседах я составлю подробный меморий и передам вам…
Прочитав эту бумагу, впоследствии сыгравшую роковую роль в разгроме масонского движения, Новиков и Гамалея испугались.
— Сжечь, сжечь. Баженов фантазирует, увлекается и ему кажутся небылицы…
Но бумагу не сожгли.
Баженову запретили рассказывать о своих беседах с Павлом, а бумагу эту переписали и копию ее отправили за границу.
«Архитекторская команда» продолжала существовать. Трудолюбивый Казаков строил особняки для московских дворян. Баженов на досуге сделал три проекта шатров над гробницами московских митрополитов. И мысль художника снова обнаружила тяготение к готическому стилю.
Материальные дела Баженова ухудшались. Он задумался над тем, не продать ли ему свой дом… Аграфена Лукинична, видя нужду, вздыхала, но ничего не говорила мужу. Часто он видел ее глаза заплаканными. У Баженова появился новый ученик — девятнадцатилетний Андрей Воронихин. Это был крепостной барона Строганова.
Крепостной…
Недавно крепостной архитектор графа Орлова А. Мышкин возвел в усадьбе беседку; она не понравилась барину. Несчастного архитектора послали на конюшню и засекли до смерти…
Но Воронихин был внебрачным сыном барона Александра Строганова и «крепостной девки Марфы Чироевой». За известную плату их сына усыновил дворовый Строгановых Никифор Воронихин. Детство Андрея прошло в Усолье, Пермской губернии, на солеварнях Строганова. На воспитание его было обращено особое внимание, его обучали грамоте, а когда мальчик обнаружил склонность к живописи, Андрея Воронихина, как «нарочито способного к наукам и искусствам», отдали в иконописную школу в Пыскарском монастыре. По отзывам близко знавших Воронихина, «последний имеет пристрастие к архитектурному делу». Повидимому, для показа Строганову был послан слепок Ильинского храма.
Воронихин,
Баженов пришел в восторг и кричал:
— Учиться надо, учиться.
Воронихин, с его планами и моделями, напомнил Баженову его собственное детство, и мастер почувствовал к нему любовь. Баженов, как истинный художник, любивший искусство, был лишен зависти к соперникам; он радовался каждому новому мастеру, стараясь помочь и поддержать его, если чувствовал, что в душе человека горит пламя таланта…
В Воронихине Баженов предвидел нового крупного мастера, и не ошибся. Вскоре в лице Воронихина Баженов приобрел нового друга.
Старые друзья в это время поумирали. Кокоринов, его преподаватель, затравленный Бецким, покончил с собой. Максим Березовский, европейски известный композитор, чтобы не умереть с голоду, пел в петербургской капелле, подвергался насмешкам и порке; не выдержав такой жизни, он перерезал себе в кабаке горло. Первый русский драматург и бывший директор первого русского театра — Сумароков спился и умер в полной нищете…
Круг друзей редел, и Баженов все ближе сходился с масонами. Там, в тихих беседах, забывали о мирских тревогах, не хотели их знать.
Жизнь Баженова усложнялась. Чтобы избавить себя от нищеты, он решил продать свой дом на берегу Москва-реки, со всеми картинами и рисунками, сделанными им во Франции и Италии, свои московские архитектурные фантазии, и переехать на частную квартиру…
Готовясь к переезду на наемную квартиру, Аграфена Лукинична дала полную волю слезам. Тихие и счастливые дни с мужем и детьми провела она в покоях, которые стали чужими и невзрачными: мебель и картины были приготовлены к отправке. Казалось, что с вещами уйдут уют и тихое счастье семейной жизни. Но когда вернулся Василий Иванович, она встретила его ласковой и веселой улыбкой.
— Я устрою, что и там тебе хорошо, покойно будет.
Баженов ответил виноватой улыбкой. У жены от боли сжалось сердце: в уголках рта мужа не разглаживается горькая складка, взгляд стал тусклым, не то, что раньше, когда он сверкал изнутри отраженным пламенем.
Она поспешила прогнать тяжелые мысли.
— Право, Вася, хорошо будет, — Аграфена Лукинична пожала руку мужа.
Баженов отвернулся, чтобы скрыть слезы. Вместо того, чтобы строить для дворян и купцов особняки, что доходно и нехлопотно, он, получая маленькое жалованье, мечтал о грандиозных дворцах. И вот итог — продажа дома, картин, библиотеки…