БЧ. Том 6
Шрифт:
Женя хлопает глазами. Он даже не думал, что услышит имя своего соседа и соперника в этом аду. Простолюдин Бесонов — это Перун, бог грома?
Глаза все еще застилает ливень слез, барон видит лишь черную тень когтистой руки, указывающей на него.
Твой кусок ткани на шее — чую его запах. Запах своего сильнейшего врага. Перун держал эту тряпку близко к собственному телу. Очень близко.
Даже страх немного отступает перед роем вопросов. Бесонов? Близко? Шарфик Лисички? Но она же никогда никому его не дает! Только мне! Она сама так сказала!
Она
Эти слова раздавливают Женю. Чудовищная сила голоса, вкупе с мощью ужасного откровения, размазывает его по склону низины. Барон падает, обхватив голову руками, и утыкается лицом в землю.
Песок дерет десна.
Задолго до того, как попасть в ад, Женя лишился всего. Бесонов сделал это. Сначала Алла, потом Лисичка. Девушки одна за другой предавали барона из любви к этому отморозку.
Женя срывает с шеи знамя предательства. Сжимает в кулаке и плачет по счастливому прошлому, оказавшемуся обманом. Все, что ему осталось, — грязные пороки. Светлой любви он так и не познал.
Гигантская тварь довольно рокочет.
Яка совсем немного не додавил. Но теперь ты готов нырнуть в Мать.
В Мать?
Зранты взвывают, сорвавшись с места. Бледные мозолистые руки стаскивают Женю с склона к краю пропасти. Его швыряют лицом вниз, и он видит бесконечную тьму, заполнившую яму. Мрак тянется к лицу барона, словно живой.
По преданию, отсюда вышли самые первые демоны. На дне Колыбели зиждется Мать, Прародительница моего рода. Иногда Мать сама выходит в мир в телах своих избранников, осмелившихся нырнуть в ее объятия. Многие паломники до сих пор срываются в бездну, надеясь на милость Матери. Но последнее возвращение случилось многие тысячи лет назад. Никто давно не выбирается из Колыбели. А ты, человечек, вернешься и станешь намного сильнее.
Глаза Жени в ужасе смотрят в пропасть. Почему только у меня получится вернуться?
Потому что я так пожелал.
Зранты снова надвигаются, прижимая к самому края. Против воли Женя крепко сжимает ненавистный комок оранжевой ткани. Барон не отпускает шарфик, даже когда белые демоны скидывают его в бездонный мрак. Просто больше у него ничего не осталось.
Неделю спустя.
Я снова на балу, снова в Кремле. Да, его уже подвосстановили после того «небольшого непонимания» между мной и императором, как выразился Владимир.
Шагая с Софией под ручкой, любуюсь фигуристыми барышнями в разноцветных платьях. А они смотрят на меня и подхихикивают. Но я недолго переглядываюсь с посторонними дамами. Все-таки со мной идет рядом самая ослепительная красотка — серое платье подчеркивает шикарные прелести княгини, а сложная собранная прическа обнажает изящную шею.
Где-то здесь же ходят Бестия, Ясна и Аяно. «Зорь» тоже пригласили. Но зал огромный, гостей свыше пяти сотен. От нарядных дам рябит в глазах. Попробуй выцепи в этом пышном букете свои три розы — каштановую, рыжую и черную.
Поляницам я запретил идти в Кремль. Поостерегся. Что-то мои посещения императорской резиденции в последнее время нехорошо заканчиваются. То я с Настьевым в окно упорхну, то вообще сожгу к хренам весь двор
Вечер, кстати, устроили в честь победы над террористами, мучившими столицу. То, что главным злыднем является сын императора, оказалось государственной тайной. И разглашать мне ее не советуют. Так Владимир и сказал: «Не советую». Ну хоть сообразил обойтись без угроз, а то я бы сразу и испек из него «кексик с мясом». Общественность же, предоставленная сама себе, не знала на кого думать: на китайцев, британцев, палестинцев. Император все же тыкнул пальцем в, якобы, недобитых и спрятавшихся моджахедов. Стрелочник лживый.
Но козлом на троне некогда заниматься. Козлы всегда будут, никуда они не денутся, а вот угроза Вторжения все еще висит. Сейчас все мои планы касаются Британии. Обдумываем различные стратегии истребления вымесов. Аяно тоже подключил. Втроем с японкой и Софией репы чешем. Девчонки говорят, что в лоб нельзя вторгаться. Чревато, что весь мир обернется против России. Мол, другие страны объявят какие-то экономические санкции и окажут англичанам вооруженную поддержку. Напав первыми, мы сами себя выставим интервентами. А так в цивилизованном мире не принято. Сначала нужно прикопаться к чему-то существенному.
— Дорогой, ты как маленький, — в усадьбе упрекнула София, погладив мою руку. — Для войны нужна железная причина — вот, как с Афганом. Наркотик, убивающий живу, перепугал Лигу наций не на шутку. Все, кроме вымесов, поддержали российскую спецоперацию.
Я только насупился, как с другой стороны Аяно приобняла, как бы в утешение:
— Перун и вправду маленький. Хватит того, что в шестнадцать он сильнейший коммандос, богатейший князь и талантливейший тактик, — проворковала японка. При Софии она любила стелить мягко, особенно когда княгиня ругала меня за дело, хотя сама самурайка еще та ворчунья. — Пускай другие забивают голову политикой.
— В шестнадцать? — вопросительно посмотрела на меня София.
Я покачал головой. Мол, еще не посвятил «зорь» в тайну своего происхождения. Еще успеется.
— Дорогая полковник, — холодно произнесла княгиня. — Перуну необходимо вникать в политику, хотя бы потому, что он богатейший князь, как ты сказала. А вот лучшим коммандосом он, как раз, может прекращать быть. Солдаты всегда найдутся. Глава Великого Дома — это, в первую очередь, стратег.
София и японка скрестились взглядами, как шпагами. От напряжения разве что молнии не образовались.
— Так, хватит, — взяв каждую девушку за талию, я приподнял их и покружился на месте. — Каждая сказала правильно в меру своих знаний.
— Перун! Моя прическа-а-а, — залилась смехом София, взявшись рукой за накрученные пряди.
Аяно тоже пробило на улыбку. На том и завершили пререкания.
Вообще, неделя прошла тяжко. Я пытался нагнать пропущенные уроки, хотел и в спортивный клуб заглянуть. Но пришлось отложить до следующей недели — иначе точно завалю семестр. Только похвалил свою лицейскую команду, что они уже все Кметы, пускай и слабенькие, двумя пальцами переломать. Дал парням новые медитации и пожелал дальнейших успехов на Всероссийских соревнованиях.