Беда идет по следу
Шрифт:
– Армию я тоже не любил. Я побывал на последней войне. Вы меня понимаете?
– По-моему, вам надо выспаться, инспектор. Почему бы вам не поехать домой и не поспать?
– Не могу спать. Скажите, доктор, – обратился он к Сэйво, – что мне делать, если я не могу уснуть?
– Пейте виски, – посоветовал Сэйво. – Нервы успокоятся, если станете напиваться раз в несколько дней.
– Напиться я тоже не могу. С утра до ночи вприпрыжку. И потом, если бутылка виски стоит двадцать пять долларов, то при чем тут я с моим жалованьем?
– Вы бы не могли куда-нибудь
– В смысле как у кенгуру, поняли, сержант? – спросил Крэм.
– Нет, сэр.
– Что-нибудь придумаем. Я могу довезти вас до верфи. А там уж вы сами.
– А как насчет мисс Томпсон?
– Живет в городе?
– Да, – подтвердила Мери. – Совсем недалеко отсюда.
– Мы вас подкинем. А вы останетесь здесь, – велел он сержанту. – За покойной скоро приедут.
Когда мы спустились вниз, о вечеринке напоминали лишь переполненные окурками пепельницы, опустошенные или отдававшие кислым стаканы с остатками виски да разбросанные в беспорядке стулья, только что покинутые парочками. Тишина и пустота воцарились там, где недавно было людно, шумно и весело. Все уехали домой, остался один Джин Халфорд, который стоял в зале и разговаривал с управляющим.
– Я ужасно огорчился, когда услышал, – сказал мне Халфорд.
– Мы все огорчились. Где вы ночуете?
– Должен был переночевать в городе, но теперь не знаю, как добраться, не уехал на автобусе, потому что дожидался вас.
Любопытство, волнение и жалость промелькнули в его темно-зеленых глазах.
– Ну так какого дьявола раздумывать, едемте с нами, – сердито буркнул Крэм. – В машине уместятся семеро, а утром я вступлю в общество автолюбителей. Моя фамилия Крэм. Детектив Крэм.
– А моя – Халфорд. Вы расследуете убийство?
– Пока не знаю.
– Счастливый вы человек, мистер Крэм. Можете так спокойно относиться к подобным кошмарам.
– Я хотел сказать, что пока не знаю, убийство ли это, – огрызнулся Крэм. – А вы знаете?
– Кончая жизнь самоубийством, женщины обычно предпочитают другие способы, – уверенно заявил Халфорд. – Если, разумеется, у них нет особой причины для того, чтобы безобразно выглядеть после смерти. – Он злобно взглянул на Эрика и тут же отвел глаза. – Любовь не сильнее смерти, в отличие от тщеславия.
Эрику было не до обид, и он не слушал Халфорда. Его светлые глаза застыли, словно камни; ослепший от отчаянья и жалости, он не видел перед собой никого, кроме Сью.
– Попридержите язык, – пригрозил я Халфорду, – или я его вырву.
Он рассмеялся беззаботно и мерзко.
Глава 3
Проснувшись, я посмотрел на часы, они показывали пять. С минуту я лежал, ощущая внутри пустоту и с напряжением ожидая, когда зазвонит штабной колокол. Затем я понял, не испытав и малейшего облегчения, что нахожусь на верхней койке в Эриковой каюте на эсминце в Перл-Харбор, по которой теперь ни один враг долго-долго не нанесет удара. И все равно я не мог расслабиться. Есть вещи, поражающие воображение куда больше, чем самолеты
В каюте горел свет, я придвинулся к краю койки и свесился вниз. Эрик сидел на металлическом стуле, около металлического стола, широко расставив ноги на металлическом полу. Он не разделся, и по его окаменевшей сутулой спине можно было понять, что он сидит тут давно и ужасно устал.
Голос его, впрочем, прозвучал как ни в чем не бывало, когда, услышав, что я зашевелился, он повернулся и сказал:
– Спи, Сэм, еще совсем рано. Тебя беспокоит свет?
– Нет, меня беспокоишь ты. Почему бы тебе не отдохнуть?
– Я попробовал, но не смог заснуть.
Эрик встал и зажег сигарету, быстро и уверенно. В его лихорадочных движениях ощущалась энергия человека, который не просто смирился с бессонницей, но воспринимает ее как нечто само собой разумеющееся. Я наблюдал за ним с ощущением, что сон – это чудо, которое ежедневно случается с теми, кто в него верит: с идиотами, детьми или пьяными до беспамятства. И я понял, что больше и мне не уснуть.
– Кухулин из Ольстера, измученный ранами и утомленный сраженьями, – сказал я, – не отдыхал, как простые смертные. Он находил место, где мог упражняться, сколько хватало сил.
– Ему это помогало? – спросил Эрик. На его лице промелькнуло жалкое подобие улыбки.
– В конце концов он рехнулся.
Я свесил ноги с койки и спрыгнул вниз. Эрик подвинул мне стул и протянул сигарету.
– Если ты беспокоишься обо мне, то напрасно, – сказал он. – Я неисправимый эгоист и слишком практичен, чтобы не то что свихнуться, а даже сделать вид, что свихнулся.
– Мне показалось, что притворяться ты наконец научился. Но, если ты полагаешь, что я вырвался из объятий Морфея, чтобы обсудить твою персону, ты ошибаешься. Лучше я тебе еще что-нибудь расскажу про Кухулина. Стиви Смит сочинил про него забавный стишок…
– Не отвлекай меня. Я думал о том, что случилось со Сью.
– Хорошо, – согласился я. – Мы поговорим о Сью Шолто. А потом, через пару дней или пару недель, перейдем к твоей жене.
– Моя жена тут совершенно ни при чем, – ответил он монотонно, будто повторяя заклинание, – Надеюсь, Господь не позволит ей узнать о случившемся.
– И тем не менее она узнает. Ты сам ей расскажешь, Эрик. У тебя, парень, такой характер, что ты обязательно попросишь ее тебя утешить. А она – из тех женщин, что непременно утешат. Именно поэтому ты на ней женился и никогда не бросишь.
– Не брошу? – переспросил он печально. – Если бы я только мог предположить, что Сью натворит такое…
– Итак, ты все разложил по полочкам. Она себя убила, потому что не могла заполучить тебя. Знаешь, твоя теория построена главным образом на тщеславии. Ты чувствуешь, что виноват в случившемся несчастье, и, не зная его истинных причин, приходишь к заключению, что Сью убила себя из-за тебя. Если ты чувствуешь себя виноватым, значит, виноват.
– У тебя прекрасные намерения. Столь благие, что ими вполне можно вымостить дорогу в ад. Но факты нельзя изменить с помощью слов.