Бедный попугай, или Юность Пилата. Трудный вторник. Роман-свасория
Шрифт:
Гней Эдий выкатил на меня свои круглые глаза и прошипел:
— Юний Галлион знал, кого предлагать. Сам с этой Сабиной, как потом выяснилось, нахлебался. И не три месяца, как Голубок, а больше года ее обхаживал. Так и не одолел…
Вардий перестал шипеть и выпучивать глаза и подвел итог:
— Говорю тебе: с Сабиной Голубок опозорился. И чтобы как-то смягчить свой позор, написал элегию. Она начиналась с того, что Голубок сравнивал свою возлюбленную с троянской Еленой, а затем объявлял:
Страх мой теперь миновал, душа исцелилась всецело, Это лицо красотой мне уже глаз не пленит. Спросишь, с чего изменился я так? Ты — требуешь платы! Вот и причина: с тех пор ты разонравилась мне. Искренней зная тебя, я любил твою душу и тело, — Ныне лукавый обман прелесть испортил твою…— Ты не знаешь этих стихов?.. Я дам тебе прочесть.
Сочинив, на следующий день прочел элегию в амории. А дней через десять эти стихи декламировали чуть ли не по всему Городу не только мужчины, но и женщины.
Сабина сама пришла к Голубку и сказала:
«Наконец-то ты сделал мне подарок, о котором я не мечтала».
«Какой?» — удивленно спросил Голубок.
«Ты воспел меня и прославил».
«Я не о тебе писал. Ты моих стихов не заслуживаешь», — откровенно признался ей Голубок.
«Не заслуживала, — уточнила Сабина. — Но теперь заслужу… Только учти, что я девушка. Свою девственность я берегу для мужа, которого себе подберу, когда хорошенько разбогатею. Так что бери меня и мной наслаждайся. Но только не спереди!»
И тут же, в экседре, начала раздеваться; — они в экседре беседовали.
Голубок ее вовремя остановил и, кликнув слугу, велел проводить до входной двери… Он знал, что мать его стоит в атрии и подслушивает… С той поры он ни разу с Сабиной не встречался и не отвечал на ее приглашения.
XII. Вардий умолк.
А я не выдержал:
— Почему опозорился? Она ведь… Она ведь тоже готова была ему уступить!
Вардий поглядел на всё более отдалявшийся гельветский берег и ответил:
— Кажется, пора возвращаться. Назад пойдем против ветра. На веслах. Медленнее будет.
Встал со скамьи и пошел отдавать приказание капитану камары.
Свасория десятая
Протей. От Анхарии до Эмилии
I. Отдав распоряжения капитану, Гней Эдий Вардий торопливо вернулся ко мне и еще до того, как сел на скамью, стал рассказывать:
— Вскоре после Сабины, на третий год приапейства, Голубок однажды пришел ко мне и стал жаловаться:
«Милый мой Тутик, мне стыдно, печально и тошно. Но никто этого не замечает и не понимает. Ни Макр, ни Юний, ни Павел. Они гордятся моими любовными победами. Они называют меня Голубком и считают, что любую женщину я могу покорить. А мне стыдно. Потому что я обманываю других. Я примериваю и надеваю маски и так порой преображаюсь, что сам себя не узнаю. Да, я умею преображаться и радостно это делаю. Но для чего?.. Они говорят, для победы… Но над кем? Над чем?!.. Мне печально, потому что все эти лицинии, валерии, сабины влекут меня лишь до тех пор, пока я за ними охочусь. А когда они наконец попадаются в сети и падают ко мне в объятия, мне становится тошно и от них, и от тех усилий, которые я на них затратил, и от себя самого. Ты, мой нежный и чуткий Тутик, наверно, заметил, что после каждой такой победы я впадаю в тоску: не ем, не пью, по нескольку дней не выхожу из дома, не могу ни читать, ни писать… Так больше не может продолжаться!.. Надо увлекаться не недоступностью женщины. Надо любить саму любовь. И ей посвящать свои чувства, желания! Понимаешь меня?!.. Ведь жертвы, которые мы приносим богам, животные и птицы, они не хотят быть жертвами, не хотят расставаться со своими чувствами, со своей жизнью. Но мы их влечем на алтарь, возводим на жертвенник, посвящаем… Вот так и себя надо посвятить Любви! Не только тело, но и душу. Душу в первую очередь! Надо не тела женщины домогаться, а в себе самом искать свет Любви, чувства свои пробуждать и воспитывать… Да, играя с собой, но в этой игре открывая и познавая неожиданного и тайного себя».
Так мне исповедовался Голубок. И много в его словах было действительно непонятного — даже для меня, самого близкого и самого преданного его друга.
Но я потом всё тщательно осмыслил. И вот что я понял:
Первое. Голубок решил отныне не гоняться за недоступными женщинами, а выбирать женщин легко досягаемых, но мало для него привлекательных. И к этим женщинам пробуждать в себе чувства, заставлять себя ими увлечься, тем самым, как он говорил, принося себя в жертву Венере.
Второе. Он теперь специально выбирал женщину с какими-нибудь неприятными недостатками, и эти недостатки учился либо вовсе не замечать, либо заставлял себя воспринимать их как достоинства. Словами или как-то иначе он уговаривал себя — я этого точно не знаю. Но технику самовнушения он называл алтарной покорностью.
И третье, наконец. Он это называл украшением жертвы или ключиком Любви. Он в женщине — во внешности ее, в манерах, в поведении, в положении — пытался теперь отыскать нечто, за что могло бы зацепиться его любовное чувство. И вот, словно отпирал потайную дверь, за которой таилось достоинство женщины, которое до него, Голубка, никто в ней не видел и не мог оценить, и этим обнаруженным достоинством как бы украшал ее и возбуждал, взращивал в себе любовное влечение. Он продолжал оставаться рыбаком и птицеловом, но теперь себя самого удил, выслеживал и ловил.
Пока Эдий Вардий так говорил, матросы спустили парус, сели за весла и развернули барку носом на юго-запад. Капитан стал павзарием и принялся командовать гребцами. Их, я подсчитал, было восемь человек, и каждый греб одним веслом. Помощник же капитана превратился в… погоди, сейчас припомню, как это правильно называется… да, вот…в симфониака, который, играя морскую мелодию, указывает такт гребцам.
Симфониак играл на короткой флейте. И Вардий, когда услышал ее равномерные вскрики, поморщился и спросил:
— Тебя этот писк не раздражает?
— Нисколько, — ответил я.
— Ну, ладно. Так они будут лучше грести, — еще сильнее сморщил лицо Гней Эдий и спросил:
— Так кто у нас следующая? — И не дожидаясь моего ответа, провозгласил: — Следующая по списку была Анхария.
И стал рассказывать:
Анхария
II. — Анхарию он сам выбрал. Однажды пришел на форум Юлия, сел перед храмом Венеры Прародительницы, у Аппиева фонтана, и бросил кости. Выпало число шестнадцать. И Голубок решил: «Из шестнадцати женщин, которые сейчас пройдут передо мной, выберу самую отталкивающую».