Бедолаги
Шрифт:
Как взглянуть в глаза Изабель? Об этом думал Якоб, свернув наконец на улицу Леди Маргарет. Но беспокоился он напрасно, ее дома не было. На столе в кабинете лежал рисунок, сделанный тушью: девочка вскарабкалась на дерево, внизу стоит старый человек, смотрит. Изабель тоже переменилась, как подсказывало ему чутье. Словно оба ступили на неизведанную землю, но каждый сам по себе, и Якоб опасался последствий. Он ждал возвращения Изабель в ее комнате.
На сей раз Якоб только радовался, что Бентхэм за неделю ни разу не появился в конторе. В четверг он остался один на верхнем этаже и под звук пылесоса уборщицы Джильман, доносившийся из библиотеки, зашел в пустой кабинет и встал в дверях, не
С дорожек просторного парка видно Примроуз — Хилл, частицу вольной природы посреди города — располагающей, дружественной, способной снять напряжение, облегчить жизнь в мегаполисе. Как и его сверстники, Якоб шел с работы домой в костюме, сунув галстук в карман. Шел, уверенный в себе и своем теле, всем довольный, глубоко вдыхая воздух, чувствуя мускулы ног. Ботинки новые, изготовленные вручную. Возможно, летний вечер обманчив, но что с того? Он думал о Бентхэме, об Изабель и Элистере, думал о Гансе — с нежностью, прежде ему незнакомой. Не надо сокращать расстояния, не надо наводить мосты.
Вскоре Якоб оказался у северо-западного выхода, и ему было жалко расставаться с парком, но у ворот уже стоял сторож с ключом наготове. У светофора он вдруг увидел Мод, радостно ее окликнул. Мод испуганно оглянулась, затем подошла к нему быстрым шагом. Голубое платье, белый летний плащик. Он почуял запах ее духов, старомодных духов, напомнивших ему о тете Фини.
— Иду в кино с подругой, — объяснила Мод, заметив его вопросительный взгляд, — только не знаю, что за фильм.
— Ну, наверное, она выбрала какой-нибудь хороший… — вежливо ответил Якоб и крепко схватил Мод за руку, когда та сделала шаг на мостовую, не заметив приближающийся автомобиль. — Глупо, конечно, но я всегда беспокоюсь, если господина Бентхэма нет в конторе.
Мод помедлила с ответом.
— Вы хорошо относитесь к нему, верно? С тех пор как погиб его друг, он часто это делает… Снимает номер в гостинице на несколько дней. Встречается там… Ну, сами понимаете.
— Я не знал, что его друг погиб, — смутился Якоб.
— Они попали в аварию на мотоцикле пятнадцать лет назад. Грэхем погиб на месте, а господин Бентхэм почти не пострадал. Но теперь, с возрастом, он просто не выносит одиночества.
— Может, и хорошо, что он так живет. Знает, наверное, что делает.
Мод посмотрела на него возмущенно:
— Хорошо? С молодыми людьми неизвестно откуда?
— А Грэхем был его ровесник?
— Нет, на двадцать лет моложе. Мне не надо бы про это рассказывать. Но я волнуюсь, ведь ничего не известно, пока он сам не вернется, а вопросов ему никто не задает.
— Элистеру он тоже не говорит, куда направляется? — Якоб пожалел о своем вопросе, заметив, как расстроилась Мод.
— Если он мне не говорит, так неужели скажет Элистеру?
Тем временем они почти дошли до кинотеатра. Женщина возраста Мод, увидев их, помахала рукой. Перед входом толпились люди, какой-то нищий протиснулся в очередь. На перекрестке образовался затор. Якоб быстро распрощался с Мод и направился далее по улице Кентиш-Таун. Попрошайка с тремя детишками, у одного мальчика повязка на глазу, попыталась перегородить ему дорогу, сунуть записку, ухватить за руку. Он раздраженно вырвался, женщина униженно отступила в сторону, что-то забормотала.
— Ирак, мы из Ирака, — расслышал Якоб, торопливо шагая дальше и крепко придерживая сумку. Но через несколько
— Так кого вы ожидаете? Иисуса? Мухаммеда? Или защиты государства? — Проповедник встал вполоборота к толпе, лицом к Якобу. — Отчаяние убиенных настигнет вас! Мщение войны и страх. Будете пожирать пыль, черную пыль подземных шахт, по осыпям пробираться вдоль рельсов и молиться о том, чтобы хоть раз увидеть дневной свет. Ваш пот окрасится черным, смертный страх исказит ваши лица, превращая их в — маски, а они и теперь маски! Сколько угодно прожекторов можно направить на ваши лица, но свет не освещает их, вы прячетесь в темноте и прозреваете лишь ночами, так или нет? И вас охватывает страх, будто вы преступники, скованные цепями на песчаных отмелях у Темзы, а прилив подступает. Чего вы ждете ради своего спасения? Какие зверства еще не жгли ваш взор? Каких криков ужаса вы еще не слышали?
Он сделал паузу и обратил лицо к небесам, потом снова взглянул на толпу, постепенно приходившую в волнение. «Интересно, над чем же они смеялись?» — спросил себя Якоб. Одни уходили, другие занимали их место, так что Якоба вынесло вперед, и он постарался покрепче держаться на ногах, чтобы не толкнуть женщину прямо перед собой. Тонкая шея так близко, что он различает каждую волосинку, светлый, светлее ее волос, пушок на шее, выступающий позвонок, нежный и хрупкий. Сунул руки в карманы брюк, борясь с желанием погладить ее затылок, мягко повернуть ее голову к себе.
— Выжидаете? Терпеливо и слепо ждете, а потом не помните ничего. Видите вот эту улицу? Разве вы нищи? Разве вы убиты? Но вы ни о чем не помните! Не знаете ничего! Вы правы, что забыли Иисуса: он умер не за вас, он умер на кресте, а за кого — спросите у мертвых. А себя спросите, для кого живете вы, для кого дышите, для кого наступает лето и все цветет, пока напряжение становится непереносимым. Вглядитесь в красоту — она есть даже здесь, когда смеркается и когда темнота, незаметно подкрадываясь, окутывает вас, а сирены заливаются по тревоге. И пока один валяется в собственном дерьме, за пару метров от него или через пару часов другого убивают, расстреливают, закалывают, оттого что вы закрыли глаза и ничего не хотите видеть, оттого что переход в царство мертвых уже оплачен вашими преступлениями. Мы — воры, потому что мы так живем. Каждый день мы проживаем за счет тех, кто согбенно просит прибежища, просит отсрочки. Неизвестно, думаете вы, постигнет ли нас несчастье. Постигнет! Неизбежно постигнет за наше бессердечие. У нас нет права на выживание. Мы голы. Мы просто пока еще живем, но на этом всё.