Бег в темноте
Шрифт:
– В любом случае это всё-таки надёжнее, чем нестись сломя голову неизвестно куда, – упрямо возразил Никита. – Мы уже пытались бегать от него. Далеко не убежали… Так попробуем схорониться.
Егор, вероятно, сам не уверенный, как лучше поступить, повёл плечом и вновь огляделся по сторонам. Затем, чувствуя, как после постепенно улёгшегося возбуждения его начинает одолевать неодолимая, вязкая усталость, привалился спиной к ограде и уставил утомлённые, покрасневшие глаза в чёрную, как смола, глубь парка, казалось, совершенно лишённого жизни, погружённого, как и всё вокруг, в глубокое сонное забытьё и больше, чем когда-либо, напоминавшего заповедную, непроходимую чащу. Его рассеянный,
Отяжелевшая голова Егора всё больше клонилась вниз, в ушах зазвучали какие-то странные, нездешние звуки, перед глазами замелькали неясные, причудливые, ни на что не похожие образы. Ему показалось, что раскинувшийся перед ним пустынный парк вдруг как будто ожил: в глубине его зашевелились размытые тёмные силуэты – не то человеческие, не то звериные, затем послышались глухие шорохи и едва уловимые, невнятные шёпоты, а ещё чуть погодя откуда-то потекла тихая, медленная, заунывная мелодия, навевавшая щемящую тоску и смутную тревогу. А потом точно сами деревья внезапно обрели жизнь и возможность движения: заскрипели, громко зашелестели листвой, словно переговариваясь друг с другом, и, встряхнув длинными мускулистыми ветвями, протянули их к обессиленному, приросшему от изумления к месту Егору…
Он вздрогнул, резко подался назад и, ударившись головой о холодные прутья ограды, очнулся. Потирая ушибленный затылок, недоумённо огляделся вокруг, окинул постепенно прояснявшимся взглядом вытянувшиеся ввысь, по-прежнему неподвижные и безмолвные деревья и, слегка усмехнувшись, снова откинулся на огораживавшую парк решётку. И только теперь обратил внимание, что Никита тихо, понурив голову и уткнувшись глазами в землю, что-то говорит.
– Помнишь, в начале нашего пути ты всё спрашивал, что со мной?.. Почему у меня такое поганое настроение?
Егор молча кивнул.
Никита, затаив в уголках губ едва заметную горькую и презрительную усмешку, с нажимом, будто через силу, произнёс:
– Так вот… моё паршивое настроение было не случайно… Для этого имелись некоторые основания… Достаточно веские, на мой взгляд.
Егор, догадавшись, о чём собирается поведать ему приятель, выразительно посмотрел на него и мягко промолвил:
– Может, не надо, Никит. Не время сейчас. Да и вообще… не моё это дело.
– Нет, почему же? – возразил Никита, вскинув глаза на товарища и пристально взглянув в его лицо. – По-моему, как раз сейчас самое время. В нашем теперешнем положении другого случая может и не быть.
Егор отвёл взгляд, с равнодушным и устало-покорным видом снова привалился к ограде и уронил голову на грудь.
Никита же немного помолчал, будто собираясь с мыслями и пытаясь подобрать нужные слова, а затем блёклым, глуховатым голосом, то и дело запинаясь и делая большие паузы между фразами, начал:
– Я и до этого подмечал в ней кое-что странное, не совсем обычное… то, чего не было раньше… Последние несколько дней… может, неделю… Знаешь, всякие там недомолвки, намёки, ухмылки, косые взгляды… В общем-то, ничего определённого, ничего подозрительного. Всё вроде бы как всегда… И в то же время как-то не так. Не совсем так, как прежде… Я что-то чувствовал, смутно улавливал… на подсознательном уровне, так сказать… Но ничего конкретного… До сегодняшнего вечера!..
Его голос пресёкся, а лицо омрачилось и слегка исказилось.
– Короче, когда я пошёл в туалет, я услышал, как Влад разговаривал на кухне по мобильнику. Разговаривал с ней. С Ксюхой… – Он вновь ненадолго умолк и мрачно сверкнул глазами из-под полуопущенных век. – Из их трёпа я понял, что она, оказывается, уже давно, около месяца, путается с ним. У них уже всё решено, всё очень серьёзно, основательно. Полное взаимопонимание, почти идиллия… Последнее препятствие – легко устранимое – это я…
Его лицо скривилось в угрюмой, судорожной усмешке. Поникнув головой, он едва слышно прибавил:
– Не забыли они и обо мне… Я узнал о себе много интересного…
Вероятно, не в силах больше говорить об этом, он окончательно смолк, опустил голову ещё ниже и замер, точно окаменев в меланхоличном, скорбном раздумье.
Егор, молча выслушав эту не слишком своевременную исповедь, некоторое время продолжал хранить безмолвие, то ли не зная, что сказать, то ли понимая, что слова, даже самые сочувственные и утешительные, тут не помогут. Однако, рассудив в конце концов, что сказать что-нибудь всё же необходимо, он мягко тронул поникшего товарища за плечо и вполголоса проговорил:
– Ладно, Никитон, не переживай очень уж. Было б из-за чего, в самом деле… Я понимаю, неприятно, конечно, всё это… Но в общем, если разобраться, ерунда. Яйца выеденного не стоит! Будет у тебя ещё столько этих Ксюх, Свет, Наташ, что ты счёт им потеряешь… Так что плюнь на всё это и не вешай нос!
Никита вскинул на приятеля взгляд. Лицо его было холодно и безучастно, словно на него была надета маска, а в сузившихся глазах поблёскивал острый стальной огонёк. И таким же ледяным, бесстрастным тоном он произнёс:
– А я и не переживаю. Уже не переживаю… Мне всё равно! Я даже сам удивляюсь, до какой степени мне всё равно. Будто и не со мной это случилось… – Он чуть усмехнулся, покачал головой и немного смягчившимся голосом продолжал: – Поначалу, сразу после ухода оттуда, мне действительно было очень хреново. Просто хоть волком вой… Да ты сам видел… Такое ощущение, что в душу наплевали. Дикие мысли в голову лезли. Чуть ли не о самоубийстве… Сейчас даже вспомнить смешно. А тогда было не до смеха…
Он вновь помолчал, перевёл взгляд на пустой, озарённый мутноватым, рассеянным светом перекрёсток, видневшийся сквозь прутья ограды, и, нахмурив брови, промолвил:
– Но после того, что произошло с нами потом – и происходит сейчас, – всё резко изменилось. Радикально! Теперь вся эта бодяга с Ксюхой и Владом кажется мне чем-то таким далёким, глупым, ничтожным… Какая-то дурацкая детская игра. Будто всё это было в другой жизни, которая уже никогда не вернётся… Да-а, когда смотришь смерти в лицо, всё остальное невольно отступает на задний план. Когда на твоих глазах убивают людей и хотят убить тебя самого, к жизни начинаешь относиться совершенно иначе. Ценить её немного больше, чем прежде. Рядом с этим всё сразу становится мелким и неважным, не стоящим внимания… А Влад и… она… – Он опять ухмыльнулся и брезгливо выпятил губы. – Ну что ж, пусть будут счастливы. Они нашли друг друга… Поверь мне, я не испытываю к ним сейчас ничего. Абсолютно! Ни вражды, ни ненависти, ни зависти… Они для меня теперь будто на другой планете. Или вовсе не существуют… А всё, что связано с ними, было не только что, а очень давно… словно в какой-то прошлой жизни…