Бег в темноте
Шрифт:
Он нагнал Никиту примерно в середине коридора – тот остановился возле одного из кабинетов и внимательно разглядывал дверь.
– Ну, чё ты тут встал? – спросил Егор, приблизившись к нему.
Никита вместо ответа утвердительно тряхнул головой, словно удовлетворённый результатами осмотра, и, приступив к двери, принялся совершать какие-то странные манипуляции с её замком, тяжело при этом дыша и вполголоса бормоча:
– Ну, давай, открывайся, падла… открывайся… открывайся же!..
И, точно поддавшись этим настойчивым уговорам, дверь, к немалому удивлению Егора, с тихим скрипом приотворилась. Никита провёл рукой по увлажнившемуся
– Прошу.
Егор не заставил себя долго упрашивать и, решив оставить расспросы на потом, проскользнул внутрь. Никита, бросив напоследок зоркий взгляд в тёмную даль коридора, последовал за ним.
Оказавшись в кабинете, он плотно прикрыл за собой дверь и повернул замок на два оборота. Потом несколько секунд смотрел на него, озабоченно покачивая головой и вздыхая.
– Да-а, хлибкий замочек, – промолвил он, оборачиваясь к товарищу. – Это для него не помеха… в случае чего.
Егор мрачно осклабился.
– Даже если б тут висел пудовый амбарный замок и железный завал, как на моём сарае, это всё равно бы его не остановило. Я вообще сильно сомневаюсь, что существуют двери и замки, способные его остановить.
– Ну, остановить, конечно, вряд ли, – задумчиво проговорил Никита. – Но хотя бы задержать…
С этими словами он двинулся в противоположный конец класса, где в углу за книжным шкафом находились мусорное ведро, веник и швабра, и, вернувшись оттуда с последней, просунул её в дверную ручку.
– О да, это серьёзная преграда! – усмехнулся Егор. – Теперь уж он наверняка не пройдёт!
Но Никита не собирался ограничиваться сделанным. Пошарив глазами вокруг, он приблизился к первой в крайнем ряду парте и, ухватившись за края, потащил её к двери. Поставив её поперёк входа, направился к следующей парте и таким же манером поволок её туда же.
На этот раз на помощь к нему пришёл Егор, до этого скептически следивший за усилиями приятеля. Вдвоём они поставили вторую парту на первую, а затем, решив, что этого недостаточно, взгромоздили наверх и третью. Образовавшееся не слишком устойчивое сооружение попытались укрепить стульями.
Закончив работу, они отступили на несколько шагов и некоторое время хмуро разглядывали хрупкую конструкцию, практически полностью загородившую дверь. И одновременно чутко прислушивались к царствовавшей снаружи тишине, каждый миг ожидая уловить в ней знакомые звуки, не сулившие им ничего хорошего.
Но ничего не уловили. В пустой школе господствовало глубокое, никем и ничем не нарушаемое безмолвие, которое должно было закончиться лишь через пару часов, с началом нового, последнего на этой неделе, учебного дня.
– Как это ты умудрился открыть её? – поинтересовался Егор, кивнув на забаррикадированную дверь. – И почему выбрал именно этот кабинет?
Никита слегка улыбнулся.
– А ты что, забыл разве? Тут всегда был какой-то левый замок. Я частенько открывал его без ключа. Нажать там надо чуть-чуть, потом дёрнуть немного – и готово, дверь открыта. Помнишь?
Егор мотнул головой.
– Не, не помню. Давно дело было.
– Какое там давно? – хмыкнул Никита. – Всего чуть больше года прошло. Я так всё прекрасно помню.
– А я нет, – сказал Егор и, повернувшись к напарнику спиной, направился в глубь класса. – Что было, то и было. И нечего вспоминать. Смотреть надо только вперёд!
Никита пожал плечами.
– Но и назад иногда
Пройдя между рядами парт, они расположились на краю класса, возле окна. Некоторое время молчали, о чём-то думая и рассеянно глядя вокруг, на отлично знакомую им, ещё не успевшую стереться из памяти обстановку кабинета русского языка и литературы, смутно различимую в сумраке, – три ряда парт, учительский стол, длинная коричневая доска, два книжных шкафа у задней стены, а над ними – пыльные портреты каких-то писателей, имена и произведения которых Никита и Егор знали лишь очень приблизительно. Наверное, даже в самом страшном и бредовом сне им не могло бы привидеться, что они спустя год с небольшим после окончания школы вновь окажутся здесь при таких невероятных, чудовищных обстоятельствах.
– Вот уж не думал, что так скоро вернусь сюда снова, – озвучил Никита мысль, очевидно, владевшую сейчас ими обоими.
Егор, задумчиво глядя куда-то в угол класса, молча кивнул.
Никита, мельком осмотревшись, слабо улыбнулся.
– Я только что заметил, что случайно – или нет – сел за ту самую парту, за которой мы с тобой когда-то сидели. Помнишь?
Егор опять не ответил, а Никита, словно эта мысль была ему приятна, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и с интересом, будто впервые, принялся оглядывать просторное помещение, наполненное тьмой – густой в глубине и понемногу бледневшей и рассеивавшейся возле окон. Медленно переводя взгляд с предмета на предмет, он, казалось, всё дальше уходил от настоящего момента – страшного и не обещавшего впереди ничего отрадного – и с удовольствием погружался в не слишком далёкое, ещё живое и по-прежнему немного волновавшее его прошлое, связанное с окружавшей его сейчас школьной обстановкой.
Однако когда его рассеянный, замутнённый розовыми воспоминаниями взор упёрся в сооружённую ими баррикаду напротив двери, короткая иллюзия мгновенно закончилась. Ностальгическая улыбка сползла с его лица, лоб прорезала глубокая морщина, взгляд вновь сделался озабоченным и тревожным. Он беспокойно заёрзал на стуле, пожевал губами и тихо произнёс:
– Что-то слишком долго его нету.
Егор косо усмехнулся.
– А ты соскучился?
Никита тоже чуть скривился.
– Да нет, не очень… Но всё же как-то странно. Куда он провалился?
– Скоро явится! – уверенно пообещал Егор, также обратив хмурый взгляд на заграждённый партами и стульями вход. – Не беспокойся, он не забудет о нас. Рано или поздно объявится. Своё последнее слово он ещё не сказал.
Никита тяжело вздохнул и сокрушённо покачал головой. Затем обернулся к окну и едва слышно промолвил:
– Скорее бы рассвело… Скорее бы…
Придвинувшись к подоконнику и опёршись головой на локоть, он выглянул наружу. Окинул томным взглядом погружённую в мягкий полумрак землю – пустынную улицу, тёмные угловатые контуры домов, густые кроны деревьев – и уже скорее светлое, хотя ещё мутноватое, голубовато-серое, будто насупленное и ещё не совсем проснувшееся небо, на котором погасли почти все звёзды, за исключением нескольких самых крупных и ярких. А на краю небосвода, над крышами дальних домов, слабо мерцала бледная, чуть размытая луна, утратившая весь свой недавний блеск и великолепие и как будто стыдливо прятавшаяся теперь в зыбкой, мглистой дымке.