Бег в золотом тумане
Шрифт:
утяжелены грузом, и поэтому тело не поднялось полностью, а косо расположилось в воде под углом около 50 градусов. Потеряв способность говорить, мы сели на край омута и стали смотреть на утопленника.
– - И за что ты его не любишь. Черный?
– - выдержав паузу, спросил тихо Сергей.
– - Вроде нормальный парень...
– - Понимаешь, Серый, трудный он, -- ответил я, поняв, что речь пошла о Житнике.
– - Но ты не прав. Я его "люблю" по - своему, потому что подлянок он мне сделал - не счесть! Понимаешь, если каким-то чудесным образом из памяти
Я говорил, а в мозгу шевелились мысли: "Мужик русский, голова пробита, на боку, похоже, тоже рана, в воде -- около недели. Надо бы возвращаться ..."
Время от времени тело утопленника сносило течением немного вправо.
– - Может, вытащим, закопаем по-христиански, а? Нерешительно спросил Сергей.
– - И охота тебе? За руку потянешь, -- оторвется. Видишь, он в кисель превратился! Не отмоешься потом. Пусть здесь покоится.
Похоже, ему нравится. Как в ванне нежится! Кайфует.
– - Можно его в речку отбуксировать...
– - Да ну его к чёрту! А если тут их десяток таких? Хоронить будешь неделю! Забудь, пошли назад.
– - Пошли. Рыбу из омута с собой возьмем или выбросим?
– - Давай возьмем. Хоть похвастаемся...
Мы нанизали выловленную в омуте рыбу на кукан из ивовой ветки и
решили никому не говорить об утопленнике.
Все равно Юрку с намеченной цели не свернуть, один пойдет!
– - Так что одно нам осталось -- вперед и прямо. Серёга немного подумал, а потом нерешительно выдал: А рыбу-то жаль
выбрасывать! Послушай, однажды в Каратегине у меня в отряде провиант закончился. Осталось полмешка сушёных, заплесневелых буханок хлеба, галки в небе и сурки вокруг. Патронов не было, и стали мы сурков ловить. А они поняли и попрятались... Еще вчера табунами бегали, а тут ни сурченка вокруг! Наконец, через два дня один удавился... Шерсть клочьями, блохи, с муху размером, тучей из него прыгают. Стал я его разделывать.
Шкуру снял, брюхо распорол. Меня чуть не вырвало. Забросил я его подальше в траву.
Два дня мы ходили вокруг тушки, а она провялилась на ветру, симпатичная такая стала, в общем, аппетитная почти. Собратья же бедняги вовсе исчезли, как ветром сдуло. К вечеру третьего дня мы переглянулись, потом порубили сурка на мелкие кусочки и зажарили в жиру до красноты. Ничего, вкусно было, хоть и не на хлопковом масле...
Ты уже, наверное, понял, к чему я это рассказываю?
– - Понял. Рыбу, пойманную в яме, зажарим до красноты и съедим!
***
Когда мы шли к биваку, Кивелиди начал разговор, давно терзавший его: - Знаешь, почему я ушел из Управления геологии на стройку, потом на тюльпаны, потом цитрусовыми занялся и прочее?
Хотел сам прорваться, своими руками и головой. Но не вышло!
В такой "грязи извалялся"!
БИЧ я теперь -- Больной Индифферентный Человек! И не возражай
Меня обманут, обидят -- она успокаивает: "Не расстраивайся, мелочи все это!" Сделала из меня Толстовца! За это я озлобился на неё!
И не могу простить!
– - Серый! Ты же большой мальчик! И поэтому должен понимать, что
прорываются только через "дерьмо''! Надеюсь, в школе учил зоологию?
Слушай загадку: "Оно всегда там, где люди"! А здесь "его" нет. Здесь
дремучий лес, крутые скалы, тихие омуты! А это, сам понимаешь, ни с чем не сравнимо. Так что дерзай, друг прорывайся!
Фортуна сегодня с тобой!
У машины нас ждал дастархан. Лейла приготовила рис с зернами граната и он, белоснежный, зернышко к зернышку, аппетитно дымился на блюде. Рядом стояла чашка с извлеченными со дна казана кусками поджарки. Завершала весь этот изыск тушёнка, с поджаренными на костре кусочками лука и хлеба!
Не мешкая, я соорудил из камней нечто, подобное мангалу. Нагреб туда утлей из костра, сделал из зеленых веток решетку и бросил на неё нашу добычу.
Через десять минут сказочный запах жареной рыбы
распространился по всей поляне, и мы забыли и о рисе, и о тушенке.
После форели и двух маринок, а также полкружки спирта, жизнь
показалась мне настолько прекрасной и удивительной, что я рассказал товарищам о причине повышенной упитанности рыбы, только что
выловленной, из омута...
Нисколько не смутившись, Федя и Юрка по - братски разделили
последнюю тушку...
Выехали мы к вечеру. Солнце уже опустилось за горы, подул ветер, стало прохладно. Машина, рыча и чертыхаясь, мужественно, метр за метром преодолевала тернистый путь, ведущий нас к Мечте... Нас бросало из стороны в сторону, но когда грунтовка стала терпимой, я прикрыл глаза, и мысли мои унеслись в прошлое...
Наша вахтовка шла по этой дороге из Пакрута. В проходе, между боковыми сидениями лежал завернутый в палатку труп дизелиста, погибшего на перевале. От тряски, особенно на крутых спусках, он съезжал к передним торцевым сиденьям и терся головой о ноги пассажиров. Время от времени кто-нибудь из них брался за голову покойника и задвигал вглубь салона...
4. Архитектор золотой лихорадки. В яме у бандитов.
– - Смотри, братва! Нагэ начинается!
– - разбудил меня возбужденный возглас Житника, заметившего впереди обычные для окраин кишлаков лоскутные поля ядовито-зеленой люцерны.
– - Ну, ну! Чувствую, мы здесь задержимся. Главное - не суетиться, --
пробормотал я, пытаясь скрыть волнение.
– - Наверняка нас ждут. Вечером машину слышно за километр.
– - Не боись, Руслан, прорвемся!
– - впервые за весь день я услышал голос Феди.