Беги, а то заколдую!
Шрифт:
Все затаили дыхание.
– «Тпрррррррю!», – манерно пропищала Эби, и все захохотали.
– Клятые эльфы, – утирая слезы, проговорил папа Горни. – «Тпрррррррю!», надо же. Это ж таки надо так наш гномский язык исковеркать!..
– И кто же виноват, что по грязи в этот самый момент решила проползти змея? Единственное, чего боятся эльфийские жеребцы. Я-то точно не виновата! – смешливо добавила Эби.
Присутствующие давно перестали есть, потому что боялись подавиться.
– И что же, конь взбрыкнул? – догадался Флоин.
– Еще
– Ну не придумывай, дочка, никто не переругает дядю Урюписа, – благодушно проговорил папа Горни. – Разве что твоя мама ухитрилась, когда я по недосмотру сломал ее любимый молот.
Мама, Агнес Горни, и сестра вышеупомянутого Урюписа, потупилась, запунцовела и похлопала мужа по плечу широкой рукой.
– Рассказывай дальше, дщерь, – велел папа.
– А затем Вудхаус взял и от злости замостил переулок брусчаткой, просто переформировав землю, – продолжила Эби. – Столько энергии вбухал, только чтобы больше не испачкаться! Он после этого, наверное, неделю чесался и месяц слабее котенка был.
Гномы переглянулись со смешанным чувством. Работать с землей и её недрами было извечной привилегией их народа, вот и коньком Эбигейл была работа с камнем. А тут какой-то вялый эльф из земли булыжник сотворил. Чтобы избавиться от лёгкого флёра уважения к эльфу, папа Горни скомандовал.
– Давай, дщерь, говори. Ты ведь сбила с него спесь?
Эби с готовностью кивнула.
– Я ведь девочка жалостливая, добрая… – она победно оглядела гостей.
– Мы, Горни, вообще сама доброта, – подтвердил папа. – Если не трогать наши бороды, молоты…
– Дома, детей, – выкрикнул кто-то.
– Привычки, голос, смех, кузницы… – охотно поддержали тему.
– И смотреть мимо нас, – завершил папа. – И дышать через раз. Так как ты его пожалела, дочка?
– Я подошла к нему и сказала, что знаю верное средство от нервной чесотки.
– И что он? – спросила мама, которая слушала рассказ с легким несвойственным ей беспокойством.
– Спросил, что за средство, – хихикая, продолжила Эби.
Гости затаили дыхание.
– И что ты ответила? – поторопил папа.
– «Грязевые ванны!», – выдавила из себя Эбигейл, сгибаясь от смеха, и гости вторили ей хохотом. Гномы неаристократично хрюкали, гыгыкали, подвывали, вытирая слёзы салфетками и обмахиваясь. Их племени, по легенде созданному из каменной пыли, любая грязь была нипочем.
– Так, значит, Вудхаус не любит ручки пачкать, – отсмеявшись и пополнив потраченную энергию половиной гуся, некоторым количеством сочных шницелей и хорошим глотком крепчайшей настойки, лерд Горни вернулся к делам. – И иметь дело с нежитью. Ничего, бусинка, с этой информацией таки можно работать.
– Жаль, что в нашем благословенном королевстве нет достаточно непроходимых грязных болот, зловонных трущоб или пыльных-препыльных подземелий, в которых Белоручка может как следует испачкаться, – вздохнула Эбигейл и бросила взгляд на соседний особняк. – С теми, что есть, он, увы, легко справится.
– А склепы на старом кладбище? – подал голос мамин кузен Гаррис. Родственники здесь вообще были только мамины, потому что дед с бабушкой Горни уехали в горы, а папа, конечно, был единственным сыном.
– Я вас умоляю! Да там покойники тихие и, вообще, скука смертная, – небрежно махнула рукой тетушка Мэрин. – Мы в детстве обожали забираться туда в полнолуние – всё надеялись встретить вурдалака.
Дядюшка Вернис, муж тетушки Мэрин, мечтательно зажмурился – видимо, жалел, что тетушке в юности не встретился-таки вожделенный вурдалак. А может, думал, что встретился, но недокусал – и тетушка теперь сосала дядюшкину кровь каждый день.
– Склепы, говоришь? – папа Горни одобрительно прищурился. – А как насчёт древних городских катакомб? Дэррик, тебе вроде докладывали, что в катакомбах пошаливать начали, нечисть там объявилась, так?
– Местные жители, что ближе к провалам живут, жалуются, что нечисто там, – подтвердил майор Кензи. Он служил в королевской гвардии, а полковник Горни, бывший кузнецом-механиком, больше работал по инженерно-артиллерийской части. Что, впрочем, не мешало ему быть в курсе всех новостей благодаря обширным связям.
– Ты прав, кузен, – крикнул с другого конца стола дядюшка Престон. – Там нечисто! И даже шибко грязно! Самое место, чтобы отправить туда этого чистоплюя!
Эби поморщилась – на мгновение ей стало жаль Вудхауса. Но это недостойное верной дщери рода Горни чувство быстро было смыто дружной боевой песней, которую затянули гномы и которая наверняка доносилась до соседей напротив, показывая, как велик гномий боевой дух. Правда, через некоторое время в песню стали вмешиваться мелодичные звуки какого-то струнного инструмента и торжественное эльфийское пение – что лишь подзадорило гномов орать громче.
В доме Вудхаусов тоже совещались, стараясь не обращать внимания на завывания и хохот, доносящиеся из дома заклятых врагов. В гостиной, достойно украшенной и изысканно убранной, благоухающей нежными цветочными и травяными ароматами, под кофе, коньяк и ликёры Натаниэль рассказывал родным и приближенным к роду о привычках и склонностях этой выскочки Горни.
– Не глупа, но импульсивна, способности выше среднего, конечно, но меньше моих, обладает незаурядной физической силой, что неудивительно – она ведь работает в кузнице и гнет подковы, – несколько эльфийских леди на этих словах приоткрыли рты, прижали руки к груди, а к носам – платочки, и закатили глаза, как будто Нат сказал что-то неприличное. – Боится лошадей и высоты.