Беги, Люба, беги!

Ильина Лариса Анатольевна

— Вот уж не думала, что ты позвал меня из-за подобной чуши!

— Я тоже считаю, что не стоит это превращать в проблему. Может, ты просто отдашь мне дискету?

— Ладно, — легко согласилась я, улыбаясь, — отдам, если тебе так хочется. Она в ординаторской. Хорошее вино! Мне понравилось... — Потянувшись, вытянула из вазы абрикос и кинула мимолетный взгляд на свой пустой бокал.

— Налить еще немного? — живо среагировал Тигрин. Взгляд его снова потеплел. — Я рад, что мы друг друга так хорошо поняли...

Я дала понять, что рада еще больше.

Мы чокнулись, улыбаясь друг другу так, словно соревновались за деньги. Выпив, я вздохнула:

— Пойду, пожалуй. — и махнула ресницами.

— Подожди, — заглядывая в глаза, уцепил меня за руку Максим. — Ведь ты пока свободна? Правда?

Судорожно решая в уме непростую задачку, я смущённо потупилась. Истолковав смущение по-своему, Максим притянул меня к себе и, обняв за талию, зашептал:

— Люба...

Я отозвалась на поцелуй, вдруг поймав себя на мысли, что от звука его голоса снова растворяюсь в теплой волне. Однако сладким сиропом плыла лишь одна моя половина. Вторая бесстрастно следила за Максимом, будто со стороны, отмечая каждое движение и каждое слово. Он парень не промах... Дискета на обед, а я — на сладкое... Изловчившись, я отстранилась от его губ и прошептала:

— Скажи... ведь это ты весной помог нам?

— Пожалуйста... — прохрипел он, явно решив, что время задушевных бесед закончилось, — прекрати болтать...

Я послушалась, дав ему одну минуту. Теперь его можно было брать голыми руками.

— Нет, твоя подружка что-то перепутала... Скорее всего обозналась... Черт, Люба, неужели необходимо выяснять все это именно сейчас?!

Я не стала раскрывать тайну, что именно так дело и обстояло.

— Но она узнала тебя в аэропорту.

— Я же вытаскивал ее из бара! Любонька... — едва не застонал Тигрин, — давай потом поговорим...

— В баре она сама себя не помнила. Ее там чем-то опоили.

— Да кому она нужна?

— Значит, кому-то нужна, если и здесь ее пытаются отправить на тот свет.

— Что за чушь? — Максим выглядел несчастным. Правда, казалось, что печалит его вовсе не мое сообщение.

Рассказывая о выводах Блумова, я не отрывала глаз от его лица. Однако заглянуть в васильковую бездну уже не получалось. Максим устало вздохнул, качая головой:

— В жизни большей глупости не слышал. Люба, если кто-то в «Медироне» и не знает, что Блумов чокнутый, то только ты одна.

Тигрин поставил в разговоре точку. Но, снова оказавшись в жарких объятиях, я уже не чувствовала бешеного перестука его сердца. И поняла, что необходимо решаться: сдаваться или продолжать игру, правил которой никак не могла уразуметь.

Я неловко всплеснула рукой, задев стоящий на столике бокал с вином. В следующий миг на подоле моего белого халата расползлось красное пятно. Я охнула:

— Господи, какая я растяпа! — И, чтобы не промокла юбка, поднялась, торопливо расстегивая халат. — Извини, я пойду... Надо замыть.

Глядя на меня снизу вверх мутными глазами, Максим глухо хмыкнул:

— Ерунда... Здесь есть вода, мыло.

Бросив халат на подлокотник,

я снова села рядом. Игра в расстегивание моих пуговиц Максиму явно понравилась. Он вознамерился продолжить ее с блузкой, но в моей игре были свои правила. В конце концов, раздеваться надо по очереди. Однако особенно стараться, чтобы Тигрину стало жарко, не пришлось. Торопливо скинув пиджак, он, не глядя, кинул его на спинку.

— Погоди, — остановила я распаленного кавалера, — надо заняться халатом... Не могу же я вернуться в отделение с красным пятном в полподола!

Тигрин недовольно поморщился, но спорить не стал.

— Раковина в туалете... Вот, возьми ключ!

— Я быстренько, — пообещала я, поднимаясь.

Дверь туалетной комнаты запиралась на самый обычный замок. Я заглянула внутрь, огляделась, намочила пятно холодной водой и позвала:

— Максим, а где же мыло? Я не вижу...

— На полке, — отозвался он из кабинета. — Ты скоро?

— Но здесь ничего нет! — снова крикнула я, засовывая мыло в шкафчик. — На какой полке?

За дверью, в такт биению моего сердца, раздались шаги.

— Ну, что? — Максим вошел, а я аккуратно переместилась ближе к двери. — Нашла?

— Нет! — тряхнула я головой.

Тигрин наклонился и сунулся в шкафчик. Я сделала два легких шажка и, очутившись в коридоре, закрыла дверь, повернув на два оборота оставленный в замке ключ.

— Люба, — послышался удивленный голос, — в чем

дело?

Не слушая, я метнулась в кабинет. Отцепила от лацкана пиджака пропуск Тигрина, потом залезла в его стол. Когда Максим убирал энциклопедию, я приметила в ящике диктофон. Рядом лежала упаковка кассет. Руки тряслись, поэтому, чтобы вставить чистую кассету, пришлось постараться. Меж тем из холла послышался стук.

— Люба, что ты делаешь?

Я молчала.

— Послушай, это просто глупо! Неужели ты думаешь, что сможешь отсюда сбежать? Просто отдай дискету и прекрати забивать себе голову чепухой! Ну зачем ты лезешь в это? Люба, прошу, доверься мне. Я все сделаю, и эта глупая история будет забыта... Не дури, Люба! — Ему наскучило беседовать с самим собой, и он снова шарахнул по двери. — Ты не сможешь выйти из «Медирона»! Твой пропуск уже аннулирован!

— Я догадалась! — шаря по карманам его пиджака, злобным шепотом огрызнулась я. — Потом доложишь начальству, что воспитательная беседа прошла в теплой дружеской обстановке и завершилась полным моим раскаянием.

Найдя ключи от «СААБа» и сотовый телефон, я обрадовалась. Окажись телефон у Тигрина с собой, охрана освободит его через пять минут. А мне нужно времени чуть больше.

Закрыв за собой неприметную серую дверь, я поторопилась к лифту, размышляя о том, что жизнь моя, похоже, стремительно летит ко всем чертям...

Благодаря прихваченному у Тигрина пропуску, я уже через пару минут подходила к дубовой двери со скромной черной табличкой: «Заместитель главного врача Исмаилян Акоп Ашотович». В пустом коридоре стояла гулкая тишина. Я оглянулась по сторонам и постучала.