Беглец из Кандагара
Шрифт:
— Какой шрам? — не понял Бурякин.
Рудольф Гесс расстегнул форменную рубашку, и полковник увидел довольно глубокий шрам, который мог остаться только после осколка снаряда или разрывной пули. Рейхсфюрер прикрыл ранение ладонью:
— Вот куда меня ранило во время Первой мировой войны. Вот почему у меня появилась одышка, но никто не знал этого и я продолжал летать на самолётах. Самой любимой машиной у меня был «Мессершмитт-110». Это штурмовик дальнего действия, и пилот всегда себя чувствует на высоте, когда появляется взаимопонимание с машиной. Вы не находите?
— Признаться, мне как-то не довелось заниматься пилотажем, — пожал плечами Бурякин. — Даже с парашютом не прыгал.
— Ну, парашют я использовал только
— Это было в Англии?
— О, да! На севере этого острова редко бывает хорошая полётная ситуация, — покачал головой рейхсминистр. — Я не рассчитывал, что меня встретят с распростёртыми объятиями, но не учёл, что прыжок может быть не слишком удачным. Уже потом, в Тауэре, мне пришлось зализывать раны.
— Значит, англичанам не понравился предложенный вами союз? — ядовито усмехнулся полковник. — Или Черчилль так же искренне ненавидит немцев, как вы — евреев?
— Не знаю, что думает Черчилль, но из-за собственной трусости он отказался рассмотреть ряд моих предложений, хотя герцог Гамильтон и ещё несколько английских пэров серьёзно прислушивались к предложению провести оккупацию России не с помощью вооружённого нападения и повсеместного насаждения тоталитаризма, а посредством тех же самых фунтов стерлингов. Основная масса населения вашей страны видит в европейских «братьях по разуму» живых идолов и безропотно будет поклоняться оккупационным деньгам — будь то стерлинги, франки или марки. Но ту же самую идею, украденную американцами, выполнит американский доллар, и Россия будет раздавлена финансовым крахом. Но о финансовых махинациях мирового правительства я сообщу в следующий раз.
— Вы забываете, — усмехнулся Бурякин, — что Россия — одна из богатейших стран мира!
— Ага, — кивнул Гесс. — Но американские евреи загонят вашу страну под каблук, и над Кремлём вместо красного флага будет развиваться рваный доллар.
— С чего вы решили, что американцы украли вашу идею?
— О, милый друг, это просчитывается любым первоклассником, имеющим хоть небольшое представление о развитии логической мысли.
— И как же оно выглядит? — не отставал Бурякин.
— Очень просто, — тонкие губы рейхсфюрера тронула мимолётная улыбка. — В своё время Пётр Аркадьевич Столыпин [43] призвал к созданию хуторских хозяйств, что позволило экономике России занять первенствующее положение среди соседей. Но еврейским народовольцам не нужна была сильная страна, задававшая цену валюте на мировом рынке. Столыпина убили, а хуторскую идею, переименованную в идею фермерских хозяйств, присвоили американцы. В результате Америка в довольно короткое время выползла из ямы экономического краха и принялась внушать остальному миру уважение к своей валютной системе. Присвоение чужих идей относится и к братьям Райт, предъявившим миру изобретение паровоза. Но никто и никогда не вспомнил, что двадцатью годами ранее такую паровую машину уже придумал русский Левша — Черепанов. Другой пример: Эдисон считается на Западе изобретателем электрической лампочки, однако русский самоучка Яблочков создал и даже продемонстрировал такую лампочку гораздо раньше. Изобретения Маркони, Морзе и Попова тоже имеют русскую основу, так что от колыбели разума и цивилизации просто никуда не спрячешься.
43
Столыпин П. А. (1862-1911) — Председатель Совета министров Российской империи. Инициатор проведения аграрной политики.
— Вы это серьёзно? — недоверчиво взглянул на собеседника Бурякин. — Проникнуться такой любовью к России можно, только живя в ней, изучая историю, культуру и принцип той же цивилизации.
— Простите, а я где живу? — голос Рудольфа Гесса приобрёл жёсткость. — На какой территории?
—
— А это обязательно? — парировал Гесс. — Вспомните, всемирно признанный гений Александр Пушкин ни разу не бывал за границей, однако произведений написал столько, что прочим творческим личностям, изъездившим земной шар вдоль и поперёк, подобный подвиг оказался не по силам. Но я хотел сейчас поговорить с вами вовсе не об этом.
— Хорошо, — согласился полковник. — Чем могу быть полезен?
— Можете, — рейхсминистр на секунду замолчал, собираясь с мыслями. Видимо, он давно уже обдумывал этот вопрос.
Если бы командир Московского отряда пограничной зоны согласился на сотрудничество, то Гессу пришлось бы за короткое время оставить преемнику наработанное за несколько десятков лет и научить его работе с мистическими символами скандинавских рун, в которых с незапамятных времён сохранились важные знания предков.
— Знаете, — Гесс в упор посмотрел на собеседника, — вы, наверное, давно уже осведомлены о том, что наш участок границы проходит по магической аномальной зоне, и озеро мёртвой воды, Кара-Су, вовсе не что-то необычное, а скорее всего нормальное природное явление?
— Да, — неуверенно кивнул Бурякин. — От многих я слышал историю этих мест. Причём каждый при рассказе старался придать голосу такую интонацию, которую положено считать мистической и таинственной.
— Я не о страшных историях, — поморщился рейхсфюрер. — Я о действительных вещах! Если вам необходимо какое-то доказательство, то милости прошу искупаться в нашем озере.
Предложение, высказанное с неприкрытой издёвкой, вызвало у полковника непроизвольную дрожь. Он совсем забыл, что беседует с человеком, к мыслям которого прислушивались видные деятели фашистской Германии. Значит, Рудольфу Гессу даны те знания, та человеческая энергия, за счёт которых он может повлиять на природу или на сознание человека.
— Так вот, — продолжал Гесс, — мне осталось жить не так уж много и в девяносто три года придётся покинуть этот мир. Но дело не в этом. Я хочу оставить ту информацию, которая пригодится вам в жизни, и не только вам. В своё время вы последуете за мной, но важно, чтобы дорога открылась. Иначе вы попадёте в другой мир или же сомнамбулическое состояние. Чтобы избежать этого, надо вспомнить все плохие дела, которые вы совершали, или решения, каких принимать не следовало.
— Это что, прообраз предсмертной исповеди?
— Именно так! — кивнул Гесс. — Я подключу вас к аппарату, и рунический крест покажет вам дорогу, но выбирать нужно не сразу. Просто необходимо будет всё осмыслить и сделать выбор на каком-то этапе жизненного пути, как это сделал один из ваших императоров. Вы сейчас с этим познакомитесь.
— Неужто какой-то мой дальний родственник?
— О! — отмахнулся Гесс. — Не это важно. Важно, чтобы вы поняли, как делать выбор и надо ли.
Рейхсминистр подозвал одного из лаборантов, и тот поместил голову полковника меж двумя эбонитовыми кругами, прикреплёнными к аппарату.
Юрий Михайлович сначала ничего не видел, лишь только слышал голоса Рудольфа Гесса и лаборанта, превратившиеся в какую-то звуковую какофонию.
ГЛАВА 9
Вскоре звуки выровнялись и стали проникать в голову обычными человеческими голосами. Только голоса были уже какие-то чужие, принадлежавшие другим людям. Перед глазами полковника возник богатый зал помпезного дворца, уставленный красивой мебелью и украшенный двумя большими картинами, висевшими на стенах. Посреди зала, чуть ближе к одной из стен, стояла широченная кровать под балдахином, на которой возлежал мужчина в шёлковой ночной сорочке и смешном спальном колпачке на голове. Возле ложа стоял, услужливо склонив голову, человек в чёрном сюртуке, застёгнутом наглухо.