Беглец
Шрифт:
– Ты не сразу иди домой, пускай у нее зло пройдет...
– Они помолчали.
– Ты скажи Славке - сахару не надо. Не нужен мне их сахар. Пускай завтра утром лески принесет. К птичнику.
– Ты там ночевать будешь? Один?
– Глаза Митьки испуганно расширились.
– Не, я приду, когда вас увижу.
Юрка сунул корку ковриги за пазуху и пошел по песку в сторону переправы. Он решил идти к птичнику, только не хотел признаваться в этом Митьке. Птичник пустой, заколоченный, но там деревянное крыльцо - все не на голой земле лежать. И оттуда хорошо видны дом и дорога - в случае чего можно убежать. Он оглянулся. Солнце скрылось за уступом берега.
Птичник уже не был заколочен. Кто-то отодрал и унес прибитые накрест доски на окнах и на двери. Этого следовало ожидать - досок ни за какие деньги не купишь, а тут их наколотили... Украли не только доски - вместо двух оконных рам зияли пустые провалы. Наверно, скоро сопрут остальные рамы, и двери, и все, что удастся отодрать и унести. Юрка влез в оконный проем. В комнате пахло пылью, мышами и птичьим пометом. Юрка отгреб из угла мусор, поискал, чем подмести, но мести было нечем, он решил, что обойдется и так. Следовало бы нарвать в лимане камыша и осоки, но здесь берега вязкие, топкие, лезть в грязь не захотелось. Он долго сидел в проеме окна, смотрел на дорогу. В уже неразличимом в темноте доме зажегся огонек - это у них в комнате зажгли лампу. По дороге ползла цепочка спаренных светляков - шли машины, над переправой стояло холодное синеватое зарево. Надо было решить, куда завтра идти, что делать дальше, но сколько он ни думал, придумать ничего не мог.
С восходом солнца на него накинулись лиманские мухи. Юрка вскочил, вылез из птичника. Вода в лимане была теплая, не успела за ночь остыть. Лицо вроде бы стало не таким распухшим, но притрагиваться по-прежнему было больно. И очень хотелось пить. Вода была только в колодце возле дома. Юрка посмотрел туда и обрадовался - по берегу бежали Славка и Митька. Славка сбегает, принесет напиться. Юрка сел на крыльцо, но тут же вскочил и метнулся за угол птичника. По дороге торопливо шел какой-то человек, дойдя до тропки, свернул к лиману. Так размахивает руками только папка. Митька проговорился или он догадался сам?
Недалеко от птичника к лиману сбегал от самого верха изволока неглубокий овраг. Осенью, зимой стекала по нему дождевая, талая вода, ранней весной обрастал он редкой сорной травой. Сейчас трава уже высохла, пожелтела. Юрка, пригнувшись, побежал по оврагу вверх. Время от времени он останавливался и выглядывал. Папка догнал ребят, они вместе подошли к птичнику, обошли его вокруг.
И только теперь Юрка спохватился: корка ковриги осталась в птичнике. Он положил ее на крыльце, когда пошел умываться, а бросившись бежать, забыл... Совсем нетронутая. Он ее берег, боялся начинать, потом захотел пить, и вот... Возле птичника никого не было видно. Спрятался, ждет, когда Юрка прибежит... Дожидайся!
Птичник был так далеко, что стал похож на спичечный коробок. Уже не боясь, что его увидят и догонят, Юрка пошел медленнее и не таясь, во весь рост. Подъем был не крутой, но Юрка запыхался, во рту пересохло, и нестерпимо хотелось пить.
Впереди показалась буро-красная черепичная крыша, под ней вросшие в землю, невысокие стены, сложенные из ракушечника. Выгоревший от солнца и непогоды ракушечник был похож на старые белесые кости. Такими же белесыми были плиты известняка, кое-как уложенные в низенькую ограду. Зачем ее складывали, если на всем широком дворе не то что деревца или огорода, не было ни одной зеленой былки? Между пучками жухлой травы то и дело проступал камень. Возле такого же вросшего в землю сарая сохла пирамидка кизяка. Из-за нее выскочил большой лохматый пес и злобно залаял. Юрка попятился, потом увидел, что пес на цепи. Из полуоткрытой двери дома вышла маленькая девчушка, испуганно уставилась на Юрку.
– Эй, слышь!
– крикнул Юрка.
– Принеси воды напиться!
Девчушка постояла, все так же испуганно глядя на него, потом шмыгнула в дом, дверь захлопнулась. Юрка ждал, с опаской поглядывая на лохматого. Тот злобно бухал, прыгал вперед, но цепь не пускала его, он поднимался на задние лапы, греб воздух передними, метался в разные стороны, пытаясь вырвать цепь. Дверь так и не открылась.
Справа, метрах в ста, под навесом была "копанка" - колодец. Запряженная в постромки лошадь ходила по кругу, над ней вращался большой решетчатый барабан. У длинной колоды кишели буро-грязные овцы. Юрка пошел туда.
Земля была в пыль размолота острыми копытцами, у подтекающей колоды замешана в грязь. Лошадь погонял пацан меньше Славки, у колодца стоял заросший многодневной щетиной угрюмый дядька. Несмотря на то что солнце уже припекало, он был в выгоревшем брезентовом балахоне и казался таким же буро-грязным, как овцы. Барабан скрипел, на колодезный ворот наматывалась подрагивающая струна толстого троса. Пацан уставился на Юрку, забыв о лошади, но она сама привычно шла по кругу. Чабан оглянулся.
– Здрасте, дяденька, - сказал Юрка, - можно у вас напиться?
Из колодца выползла деревянная, окованная железом бадья, такая большая, что Юрка запросто мог бы в ней спрятаться. Пацан остановил лошадь, чабан подтянул бадью к краю колодца, опрокинул в осклизлый, поросший в уголках зеленью желоб, вода хлынула в колоду. Чабан достал из висящей через плечо торбы старую медную кружку с облезлой полудой, зачерпнул из ведра, стоящего поодаль, и протянул Юрке. Зубы у Юрки заныли от ледяной воды.
Лошадь снова пошла по кругу, барабан заскрипел, бадья исчезла в колодце, трос, подрагивая, начал разматываться. Зубы ныли, пить уже не хотелось, но Юрка пил и пил - про запас.
– Спасибо, - сказал он, протягивая пустую кружку.
Чабан спрятал ее в торбу. Барабан скрипел и скрипел, трос все разматывался и разматывался, и конца ему все не было - такая глубокая была копанка. Юрке хотелось заглянуть в колодец, но он побоялся, что чабан заругает, и заглядывать не стал.
Овцы напьются, чабан погонит их в степь. Травы там мало, но овцы находят, щиплют и все время идут и идут. И никого нигде нет - только степь, чабан и овцы. И так все время. Папка так рассказывал, он ведь работал чабаном. Папке не нравилось: тяжело и скучно - слова не с кем сказать, а по-Юркиному - совсем неплохо. Ходи себе и ходи. Ну конечно, зимой хуже - и дождь, и снег, но ведь до зимы еще сколько...
– Дяденька чабан, - сказал Юрка.
– Вам помощника не нужно?..
Чабан искоса посмотрел на него.
– Ты, что ли? Ты еще не помощник, а нахлебник. У меня своих иждивенцев хватает.
Юрка сел в сторонке на камень. Трос все разматывался, потом бесконечно долго наматывался на ворот. Чабан опрокинул бадью, поставил ее на край колодца, потом отстегнул постромки от хомута. Пацан поднял ведро с водой, изогнувшись на сторону для противовеса, взял лошадь за повод и пошел к дому. Овцы отваливались от колодца, сбивались в кишащую грязно-серую массу, тянули в степь. Чабан их не погонял, просто шел следом за ними.