Бёглер
Шрифт:
– После разбираться будете, - с опаской поглядывая в сторону торгового зала, заторопился маг.
– Проход есть, необходимое знамение произошло, чего ж вам более? Давайте-давайте!
– Уговорил, - сказал Харитон, поднимая дверь.
– Вперед, орлы!
– Дастин, а за ним Денис торопливо вышли из комнаты на дорогу, где остановились, жмурясь и привыкая к солнечному свету.
– Знаете, - внезапно сказал Крис, - я с вами пойду. Тоже стану Безумные Земли искать, очень уж хочется тайну ключа узнать. Да и документов у меня нету, однозначно в каталажку отправят… а там и до следователей ордена Святого Мерлина рукой подать. Решено, -
– Бывай, гражданин чародей! Спасибо за консультацию, - беглер подмигнул магу и аккуратно опустил за собой четверную дверь.
– Уф, наконец-то убрались, - облегченно вздохнул Эдвоберт.
– Прям гора с плеч, да-с.
– Он вышел из комнаты, запечатал колдовской замок, прислушался: во входную дверь уже не стучали, а колотили, вот-вот вынесут.
– Иду-иду, - заторопился маг, подхватил полы халата и рысцой отправился впускать полицейских. Теперь уже было можно.
Не опасно.
Канцлер
В просторном кабинете Канцлера было по-утреннему прохладно и свежо.
Раскрытые настежь окна впускали ранний солнечный свет и бодрящий, еще не нагретый июньской жарой ветерок. Далеко раздвинутые шторы из редкого заморского шелка вяло колыхались на сквозняке, подметая и без того чистый пол.
Желтый паркет, усердно натертый ночным полотером, источал запах воска; над полом, то и дело ныряя в квадраты оконного света, кружила обманутая запахом пчела.
Канцлер, одетый по нежаркой утренней поре в легкий белый костюм, сидел в кресле за письменным столом - громадном, с позолоченными фигурными ножками, до блеска полированной столешницей - и, морщась словно от зубной боли, писал заготовку некролога. На столе кроме мелованного листа бумаги находились лишь чернильница, бронзовый звонок да песочница для просушки написанного, ничего более. Канцлер не любил, когда здесь лежало что-то лишнее, не срочное, будь это даже папка с августейшими указами, документы на подпись или стопка свежих газет.
Еще Канцлер не любил новомодные заправляемые авторучки и потому всегда писал тексты самой простой - деревянной, со стальным перышком.
Позади Канцлера, на стене, висел выполненный в полный рост портрет Его Королевского Величества Себастьяна Мудрого - в белом парадном мундире, черной треуголке с перьями розовой цапли, при шпаге с драгоценными каменьями в эфесе, черных же высоких сапогах со шпорами, и с надменно-брюзгливым выражением лица. Портрет был работы кисти главного придворного художника Люстера Бархатного-младшего.
Насколько помнил Канцлер, в период написания портрета Себастьян Мудрый мучился хроническим запором, оттого-то и выглядел на картине изрядно утомленным государственными заботами.
Канцлеру портрет не нравился, как впрочем, и сам Себастьян - но королей, понятно, не выбирают.
Впрочем, иногда все же выбирают, особенно если у умирающего правителя нет наследника. И совершают это действо не с помощью народного голосования как в некоторых иных королевствах, упаси бог от подобной глупости, но кулуарно, продуманно, взвешенно и справедливо. По чести, так сказать, по совести.
А так как Канцлер и являлся - по должности - умом, честью и совестью нации, то кому же как не ему предстояло решить, кто станет далее управлять делами королевства. Разумеется, Канцлер давно уже сделал свой выбор, который, в общем-то, был вполне закономерен и ожидаем при дворе.
Если, конечно, вдруг не объявится какой-нибудь наследник, найденный
Вопрос о возможном наследнике до сих пор оставался открытым: тело кадета Дастина не было найдено среди погибших от укусов ар-чалхе. К тому же некоторые из бойцов, участвовавших в оцеплении поселка лесорубов, рассказывали о серебряном призраке, проскакавшем мимо них на мертвом хохочущем коне. Про коня бойцы, конечно, нафантазировали, у страха глаза велики, - но если Дастин и впрямь стал эфирным призраком или превратился в бессмысленного зомби, то подобный исход дела Канцлера вполне устраивал. А вдруг не стал? Тогда последствия могли оказаться самыми непредсказуемыми… Особенно ежели ар-чалхе рассказала кадету кто он на самом деле. А с нее станется, чалхе любят поболтать перед тем как обескровить свою жертву.
Кроме того, возможен еще один любопытный вариант: кровь оставшегося в живых бастарда могла претерпеть из-за укуса ар-чалхе серьезные, необратимые изменения. Тогда никакое, пусть даже самое мощное энвольтование самых опытных магов никогда не обнаружит Дастина. И не подтвердит его королевскую сущность. Что, разумеется, тоже неплохо. Но…
Но тогда Дастин - пусть и с измененной кровью, зато с сохранившимся разумом - может затеять смуту. Доказательств у кадета, конечно, никаких, однако при дворе имеются кое-какие высокопоставленные лица, которые наверняка заинтересуются россказнями мальчишки. Которым известно и о Дастине, и о том, что его настоящий отец не отставной майор Гейгер, а сам король.
Так или иначе, а бросать эту историю на самотек Канцлер не собирался.
… Уставшая летать по кабинету пчела опустилась на лист бумаги с недописанным некрологом, сложила крылышки, отдыхая. Канцлер, доведя строчку до мешающей ему пчелы, мимоходом проткнул ее острым перышком ручки, не глядя стряхнул трупик в чернильницу и сосредоточенно продолжил работу.
В дверь кабинета осторожно постучали, ровно три раза. По негласному указанию Канцлера так стучать мог только его личный секретарь Ричард и никто иной из обслуживающего персонала; не отрывая взгляда от листа, Канцлер позвонил в колокольчик. Что означало "Войдите".
Бесшумно ступая по паркету, секретарь - немолодой, седой, похожий в строгом черном костюме на гробовщика - приблизился к столу, замер, ожидая когда на него соизволят обратить внимание. Обратили.
– Как там наш славный король, жив еще?
– оторвавшись от работы, поинтересовался Канцлер.
– Пока жив, - доложил Ричард.
– Но врачи в один голос утверждают, что на закате всенепременно отойдет. Ах, какое горе, - бесстрастно добавил секретарь.
– Воистину великая потеря для нации.
– Значит, не зря старался, - Канцлер глянул на исписанный лист бумаги.
– Теперь докладывай, что там у тебя.
– К вам брат Феликс, - сообщил Ричард, - по срочному делу.
– У него всегда только срочное, - проворчал Канцлер, переворачивая листок текстом к столешнице.
– Ладно, пусть входит.
– Секретарь так же бесшумно удалился.
Брат Феликс, войдя в кабинет, сначала привычно огляделся по сторонам - нет ли где опасности, имеются ли в случае чего пути к отступлению - а уж после прошествовал к столу Канцлера. Так как стульев в кабинете не было, не заседать сюда приходили, брат Феликс остановился за шаг до стола: отдал легкий поклон и замер, сложив руки на груди.