Беглянка и ее герцог
Шрифт:
Не знаю, сколько мы так проскакали по пирсам, но выбежали на какую-то грязную площадь, с которой узкий причал уходил в темноту, и там едва угадывались очертания корабля. Жрец припустил в ту сторону на всех парах, я, едва не поскальзываясь на жидкой глине, — следом. И уже почти догнала, почуяла момент: вот сейчас смогу запустить бумеранг — и хана паразиту.
Примерилась, и…
Свиномордый жрец на бегу опрокинул торчащий на палке факел в кучу промасленных тряпок, сложенных рядом, чтобы, видимо, служить топливом. Куча вспыхнула, ярко осветив темную площадь, и я чуть не упала: прямо
— Бей! — проорал на бегу свиномордый, обращаясь к какой-то тощей тетке, которая склонилась над Даниэлем. — Его кровь призовет бога!
Я с ужасом увидела в руках у жрицы очень похожий на мой ятаган, только абсолютно черный. Она, оскалившись, занесла его над головой, готовясь вонзить в грудь жертвы, а чертов свин на полной скорости промчался мимо и втопил по причалу к кораблю.
— Бей его! — заорал у меня над ухом Глюк. — Бей, а то уйдет! На корабль рвется, гнида!
Я тоже заорала — от отчаяния и понимания, что мой выбор — он такой… страшный. Время замерло, жрец медленно плыл над причалом в сторону корабля, а черный ятаган, замерев на секунду в высшей точке, ме-е-едленно пошел вниз, чтобы вонзиться в грудь Даниэля.
Мне страшно… очень. Я не хочу умирать. Я не хочу, чтобы мое тело стало бессмысленным и кровожадным умертвием. Но…
Прости, Дан. Прости… я не могу. Я не могу выбирать! Я…
Огненный бумеранг вырвался из моих пальцев и молнией унесся в темноту.
А потом дико заорала жрица, ее крик превратился в кровавое бульканье, когда летящий клинок одним махом снес ей голову, и тварь упала назад, не успев вонзить свое оружие в грудь Даниэля.
— Дура… — тихо сказал у меня над головой Глюк. — Что ж ты наделала, идиотка…
— Сам такой. — Я поймала вернувшийся ятаган за рукоять и кинулась к алтарю. Пара взмахов — и полосы грубой кожи, стягивающие Даниэля, упали на грязную мостовую, а я, зажав клинок между коленей, с обеих рук закатила медленно сползающему мужу две пощечины. — Дан! Просыпайся, мать твою! Быстро!
— Бесполезно. Ему вкололи яд желтохвостика. Сразу не очухается…
— Главное — живой. — Я осмотрелась и сволокла мужа с дыбы, пристроив рядом прямо на грязные камни. Ничего, простуда лечится. Черт!
Попытавшись оттащить Даниэля чуть подальше, я наткнулась на…
— О господи, это же ребенок!
— Да. Его принесли в жертву, хорошо, без пыток, просто изгнали дух ритуалом, — печально подтвердил Глюк, пока я в ужасе пыталась поймать сразу и мужа, и тело пяти-шестилетнего мальчика, а они расползались и падали. — Его душа уже ушла…
— А пульс еще есть, — растерянно сказала я, прижав пальцы к горлу малыша. — Может, еще можно его спасти?!
— Нет. Душа ушла, и…
— Глюк! — Меня как током ударило. — Это еще живое тело, в котором нет души!
— Ты… ты думаешь?! Дура, тебе надо попытаться себя спасти! Брось все и беги, нельзя допустить, чтобы он ушел, тогда твоя миссия будет провалена, несмотря на то, что ты нашла убийцу! Может, успеешь запрыгнуть на корабль, тогда…
— Не успею, Глюк. А значит, и суетиться нечего. Я не знаю, сколько у меня осталось времени, поэтому не будем тянуть. Что надо сделать?
— Дура, какая же ты ду… Напои его своей кровью. Я к ней привязан и…
Больше не слушая, как он ругается, я без колебаний резанула себя по запястью, а потом прижала рану ко рту ребенка. Кровь потекла по его губам, попала в рот. Глотать он не мог, но, видимо, этого было даже не нужно, потому что ровно через секунду мальчишка закашлялся, судорожно задергался в моих руках и открыл глаза.
— Глюк?
— Какая же ты идиотка, Натали…
— Уф-ф-ф! Да пофиг! Ты, главное, проживи эту жизнь за двоих, понял? Все же ты мой друг… оказывается.
— Сумасшедшая!
— Натали?! — вдруг тихо спросили у меня за спиной, и я обернулась к Даниэлю. Он явно пришел в себя, пытался сесть и тоже кашлял, держась за горло. — Натали!
Я еще успела увидеть, как на площадь ворвались какие-то люди и услышать громкое воронье карканье над головой. А потом…
А потом все.
Глава 60
Даниэль:
Когда океан боли разрезал голос Натали, Даниэль вдруг понял, что, несмотря ни на что, хочет бороться. Просто так — нет. А ради Натали он очнется, встанет, справится.
— Натали…
Почему она замолчала? Ему так нужен ее голос.
С трудом он заставил себя открыть глаза. Боль не исчезла, но больше не сводила с ума, теперь казалось, что внутри ползают десятки тысяч муравьев и жалят, жалят, жалят. Но к муравьям притерпеться можно.
— Натали…
Сорванное от крика горло никак не хотело слушаться. Растирая шею одной рукой, другой Даниэль оперся на стену и попытался сесть, осмотрелся. Натали здесь, жива и даже не ранена. Или ранена? На платье кровь, но больше похоже на брызги, будто откуда-то прилетело. Взгляд наткнулся на обезглавленную младшую жрицу. Туда и дорога твари.
Даниэль выдохнул — опасность на первый взгляд миновала, Натали теребит какого-то малыша. В ее стиле. Получается, она его спасла? Не малыша, а его, Даниэля? Вот же позор. Примчался, чтобы защитить, а вместо этого подставился. А Натали справилась. Надо извиниться за то, что недооценивал, и вообще нормально поговорить. Он пообещает впредь уважать Натали, и, как бы ни хотелось закрыть ее от всех угроз мира в самую высокую башню, как сказочную принцессу, он этого не сделает, он будет относиться к Натали с… да с чем ей захочется, с тем и будет!
Она ведь простит? Она должна понять, что он не со зла, просто… испугался за нее и попытался остановить. Глупо, бездарно.
— Натали?
С шумом ворвались какие-то люди. Даниэль краем глаза заметил мелькнувшего вдали Края, тот, видимо, убедился, что все живы, и скрылся. Неважно, важно, что пришли свои.
Ворона откуда-то взялась и каркает.
Натали вымученно улыбнулась, потянулась к нему. Простит… Только почему у нее в глазах боль? Даниэль отчетливо понял, что боль не телесная, это боль расставания. Натали смотрит будто прощается. Что за чушь? Он не отпустит! То есть… Пусть Натали идет, куда ей нужно, но Даниэль будет рядом с ней, будет поддерживать ее.