Беглый огонь
Шрифт:
Но и мне задерживаться на литом цельнометаллическом карнизе больше нельзя. Насчет ближайшего будущего – никаких иллюзий! В плохом случае – теперь уже свои закатают «маслину» по движущемуся предмету… В хорошем – тоже не сладкий сахар, но о хорошем лучше не загадывать. Чтобы не превратить в плохое.
Я заглядываю в четырехугольную шахту. Темно, как у негра… в Африке! Эх, все-то вы, товарищ генерал, знаете, везде-то вы побывали! Обдирая ладони, спускаюсь вниз. Ступаю на мостки, выглядываю из створа. Темнота, покой и благолепие! Как шутковали бы на Львовщине: «Тату, москали до Луны полетели». – «Все?» Выхватываю оба оставшихся у меня «макара» и бегу по мосткам, отчаянно грохоча по доскам, готовый отреагировать на любое движение.
Итак, акцию по продаже неведомого кибернетического дива я сорвал начисто: теперь «партнеров во имя мира», боюсь, и встретить будет некому. А мне нужно спешить: где-то здесь, скорее всего в административной восемнадцатиэтажке – не из любви к чиновным зданиям, а исключительно из-за того, что административный корпус господствует над заводом по высоте, оттуда связь надежнее, – затаился командарм этой акции. Тот, что приказал ликвидировать Диму Крузенштерна, тот, по чьему решению была задушена девчонка у меня в квартире, тот, что организовал на меня эту облавную охоту! Вот с ним мне нужно успеть потолковать. И очень обстоятельно.
Глава 70
Всю операцию затеяли люди серьезные и опытные. Вгорячах от спецназа не побегут: единственное, что достается панически улепетывающему простаку в такой ситуации, – это пуля. Понятно, отбояриться от имевшей место быть стрельбы на первых порах можно достаточно мотивированно: дескать, здешние бандюки чего-то тут делить стали, вот и вмешались, по обстоятельствам. К тому же у ребят имеется фараонов папирус. Вот только… Сам Борис уже и воду в аквариуме поменял, и рыбок. Это не значит, что прежних вуалехвостов сожрали кошки, но одно дело – жить под царским оком в ограниченном стеклом водоеме и кормиться с руки, и совсем другое – в илистом пруду карасем.
К тому же произошла попытка нарушения Системы Большого кольца противоракетной обороны. Притом, что за два дня до этого была объявлена в связи с иракским кризисом повышенная боеготовность. А это значит, что после первого наезда всех пришлых, причастных и случайно оказавшихся, начнут просеивать через три меленьких ситечка, предварительно прокрутив в мясорубке и измельчив в кофемолке! А при такой проверке все сомнения – не в пользу потерпевшего! Что из этого следует? Непосредственный командир, Ильич, и тот, кто стоит над ним, постараются уйти с достоинством и несуетливо в краткий промежуток между первым горячечным накатом спецназа (от которого их защитит казенная бумага) и приездом серьезных и неспешных дознавателей, отличающихся хваткой бультерьера и дотошностью бухгалтеров-аудиторов тех еще времен. В том, что пути отхода они продумали, я не сомневаюсь. Это только редкие птицы стремятся в полет по наитию, потому и не долетают до середины Днепра. Люди серьезные продумывают варианты загодя.
Хм, вот потому жизнь и крутит меня постоянно, как челнок в океанском водовороте: если я что и продумываю, так исключительно стратегические варианты развития событий в стране и в мире. Где я и где – мир? Нестыковочка получается! Да и на самом деле я белый и пушистый, как тиранозавр в мехах! Эх, расплююсь с этой бодягой и начну новую жизнь. Ближе к красоте и большому искусству. Например, устроюсь гримером. На киностудию «Союзмультфильм». Чего? Те же куклы, что и везде.
Мысли эти пронеслись мельком, пока я бежал к седьмому цеху. Бойцы-«марсиане» пренебрегли джипом, оставив иноземца мерзнуть с распахнутыми дверцами, ну а те, что прикатили на нем намедни по мою душу, сами уже успели остыть. Не мудрено, на холоде-то. Я надел сдернутую с кого-то камуфляжную куртку; под ней – сбруя с двумя «макарами» и легкий бронежилет под джемпером. Я спешил. Ибо отчетливо слышал нарастающий гул вертолетов. Джип, даром что японец, не застыл: движок завелся сразу, я хлопнул дверцей и рванул к административному корпусу, грея ладонью ребристую рукоять «глока» с трубой глушителя на морде. Подкатил с торца, к маленькой дверце столовой, двумя выстрелами из тишака раскурочил замок и проскочил внутрь. Вовремя: два вертолета сразу зависли сверху, включили систему освещения, и темная и мрачная допрежь территория стала похожа на лунную поверхность; свет был нестерпимо яркий, контрастный – тут не то что иголки подбирать, тут снежинки можно увидеть все наперечет и каждую в отдельности! Из вертолетных динамиков разнеслось гулко и раскатисто: «Приказываю всем оставаться на местах, прекратить движение, бросить оружие! Приказываю всем…» Послышалось несколько хлопков, вспышки были вообще едва заметны, и в холодном воздухе ясно почудился едва ощутимый привкус горького миндаля. Кто не успел, тот опоздал.
Я проскочил по темному коридору, миновал кухню, смахнув на ходу поднос с какими-то мисками-склянками, и под аккомпанемент вселенского грохота приблизился к двери, ведущей, надо полагать, в холл, а оттуда – к лифтам и на лестницу. Поскользнулся на чем-то липком и сладком и с маху въехал в стену, не добежав едва-едва. Хотел вскочить, и тут дверь задергалась, разлетаясь в щепу под плотным автоматным огнем. Пули в темноте с визгом и воем рикошетили от металлических прилавков, звонко цокали в трубы, разметали в осколки стоявшие рядком стаканы и тарелки. На секунду стрельба стихла, я приподнял было голову и – прижался к стене вновь: ребята просто меняли рожки, и пальба возобновилась с каким-то оголтелым остервенением. Когда от филенчатой двери остались, кроме щепленых лохмотьев фанеры, лишь петли да замок, автоматы заткнулись, а через десять секунд тишины на пол в метре от меня гулко упала круглая лимонка и с противным позвякиваньем покатилась за батарею…
Я метнулся рыбкой, схватил смертельный снаряд и коротко, без замаха, кинул его обратно. Рывком бросил тело к стене, замер. Взрыв вышиб остатки фанеры, осколки лимонки с визгом влетали в стены… Я попробовал пошевелиться: ё-мое, цел! И похоже, невредим! Ну, екэлэмэнэ! Знать бы, кто была та Аннушка, что вместо масла пролила вчера жирный сироп, расцеловал бы в обе щеки и троекратно! Больше, увы, нельзя: как честный человек, обязан буду жениться.
Тридцать секунд. Сорок. Тишина даже не мертвая – глухая. Только кислый запах отработанной взрывчатки и удушливый – пороховой гари. Похоже, ребятки за дверью отстрелялись. И все же выскакивать по-киношному с пистолетом наперевес я не стал: труслив, да и сложением не дядько Шварц. Тишком да бочком подполз к двери, огляделся: чистый абзац! В смысле – два трупа, но в таком состоянии, что людям со слабыми нервами лучше не видеть никогда. А я как раз с такими. И если бы не многолетний привычный стресс, застрадал бы бессонницей на всю оставшуюся жизнь.
По холлу я пробежал тенью, контролируя стволом подобранного автомата длинный, пустой и темный коридор и блуждая взглядом по оформленным декоративной плиткой стенам. Угу, уже не контора, но еще не офис. Я знаю, что я ищу. Вот он, как и положено, в рамочке и под стеклом: план эвакуации при пожаре. Никакого пожара я устраивать не собираюсь, но знать расположение помещений мне просто необходимо. Хорошо хоть, что корпус не Растрелли проектировал и не доморощенный покровский конструктивист-авангардист; каждый последующий этаж – близнец предыдущего. Вот только кабинет начальника будет расположен в такой же по величине комнатухе, что и для тридцати дуркующих инженеров. Фотографической памятью я не отличаюсь, но домик уж очень типовой. Запомним.
Темный проем лестницы. Смотрю на него не то чтобы с опаской, а как-то нехорошо: бежать восемнадцать этажей, да еще каждый – в два пролета… А старость – не радость? А одышка? А творческая усталость, наконец? Да и на любом из этажей могут ожидать такие вот архаровцы: ничего святого, ерш их впополам! К тому же, как мудро замечал писатель Иван Сергеевич Тургенев, прошедший к тому же славный боевой путь в резидентуре русской разведки во Франции, если бросать камни в каждую лающую на тебя собаку, никогда не дойдешь до цели. А дойти и так-то сложно, а когда если тебя и ждут, то трупом – в особенности. Не дождетесь! Ибо – как нельзя объять необъятное, убить ветер и по-нять женщину, так и… Все, запутался.
Для передвижения снизу вверх я выбрал лифт. Их два, оба – большие, один – грузовой, другой – для пассажиров. Начальственные четыре, верно, с другой стороны. Но и лифтом нужно уметь пользоваться в таком неспокойном месте, каким стал завод «Точприбор» моими стараниями. Я зашел в грузовой, выломал затыльником подобранного «бизона» квадрат пластиковой крыши, подтянулся и забрался на нее. Извратившись и изогнувшись в четыре погибели, дотянулся навороченным на ствол фабричным глушителем до пимпочки, лифт дрогнул, задвинул автоматические двери и с противным скрежетом пополз на крайний этаж. Ага, народная примета: на восемнадцатые этажи лучше плохо ехать, чем хорошо шагать пешкодралом, оставляя после себя трупы и ежесекундно рискуя превратиться в такой же.