Беглый
Шрифт:
— А знаете, мальчишка-то — шельмец.
Директор взглядом остановил его.
— Зайдите ко мне через три дня, господин Гийом.
Сегодня вам в класс лучше не возвращаться. Я схожу за вашей шляпой и портфелем.
— Прихватите и манжеты. Они в ящике стола, — добавил Ж. П. Г., казалось окончательно переставший соображать.
И он остался ждать в школьном дворе, на солнцепеке, подергивая вправо усы, которые перекашивались от этого еще сильнее.
2
Выйдя из лицея с портфелем
Он шел, расправив плечи, выпятив грудь, держа портфель так, словно тот приклеился к боку, и когда с ним здоровались, широким жестом приподнимал котелок, но головы не поворачивал.
Однако, дойдя до плаца и поравнявшись с кафе «Мир», он резко остановился. С самого утра он дал себе зарок: «Больше по Дворцовой не пойду».
Дворцовая улица, с ее аркадами, магазинами и парикмахерской, витрина которой залита сиреневым светом, начиналась метрах в ста от плаца.
Внезапно Ж. П. Г, сделал то, чего никогда не делал.
Вошел в кафе «Мир», сел на банкетку в углу возле окна.
— Принесите мне перно, — проговорил он тем же тоном, каким обращался к ученикам.
Он хотел быть спокойным. Делал над собой почти болезненное усилие, чтобы сохранить бесстрастное выражение лица и сдержать дрожь, подергивавшую крылья носа. Вдруг его охватило нелепое желание разбить кулаком мраморную крышку столика или впиться ногтями себе в тело.
Официант ничего не заметил. Как и четыре игрока в белот, сидевшие за столом в ароматной прохладе полутемного кафе и бросившие на нового посетителя безразличный взгляд, — они увидели лишь жесткие черты лица, большие карие глаза, густые усы.
Ж. П. Г, долго созерцал мутный напиток, потом пригубил, сделал жест, как бы означавший: «Тем лучше!»
— и несколькими глотками осушил стакан.
— Официант! Еще раз перно.
На этом он не остановится. Он теперь много чего наделает! Не глядя по сторонам — так легче сдерживаться, Ж. П. Г, пытался сосредоточиться на одном предмете.
Но мысли его ускользали через широко распахнутую дверь на залитый солнцем плац, неслись под аркадами Дворцовой улицы на мощенный розовыми плитками двор лицея, в столовую дома на авеню Колиньи, к «Беседке» на набережной Майль.
Игроки в белот не спеша пили, курили, тасовали карты, обменивались белыми жетонами.
Ж. П. Г, не выдержал. Швырнул деньги на столик, вышел или, скорее, выбежал из кафе и наискось пересек площадь, лишь бы не поддаться искушению все-таки пройти под аркадами.
Он добрался до дома одним броском, пройдя через городской сад, где поливалки распыляли над лужайками воду. Ключ у него был с собой. Он повернул его в замке, открыл дверь и несколько секунд постоял в коридоре с дрожью в коленях, как пловец, который очень боится, что ему не доплыть до берега.
— Это ты? — донесся голос сверху.
Время в самом деле для него непривычное. Никогда Ж. П. Г, не бывал дома в девять утра.
— Я.
В гостиную он не вошел. Заглянул сначала в кухню, где на плите стояла кастрюля с молоком, оттуда прошел в садик и увидел дочку — она чистила курятник.
— Ты? — тоже удивилась она.
Ж. П. Г, не мог говорить. Тревога его росла. Ему необходимо было что-то делать, где-нибудь приткнуться.
Однако в такой час места для него дома не предусматривалось. В столовой стулья были водружены на стол, а сам стол задвинут в угол — начиналась уборка.
Из открытого окна на втором этаже выглянула г-жа Гийом:
— У тебя нет уроков?
Жена и дочь наблюдают за ним, это естественно.
— А ты не заболел?
Он понимал всю нелепость своего желания, но не смог его подавить, и жертвой пала герань: учитель сорвал крупный красный цветок и мял его в руке, пока тот не превратился в липкую кашицу.
Никто не заметил его выходки. Элен, чистившая насест в курятнике, стояла спиной к отцу. Солнечные лучи расчерчивали садик ромбами. День был так безмятежен, что невольно наводил на мысль о стоячем пруде: стоит шевельнуться — и в воздухе, как по воде, пойдут круги.
На Элен розовый передник. Девушка она красивая, хотя и полноватая, но в шестнадцать лет формы у женщин часто бывают слегка расплывчаты и утончаются лишь со временем. Впрочем, какое это имеет значение?
Ж. П. Г вернулся в кухню.
— Сними молоко с плиты, — крикнула ему жена.
Поздно! Молоко убежало. Выплеснувшаяся из кастрюли пенка образовала на плите коричневые пузырящиеся волдыри.
Ж. П. Г, и бровью не повел. Он надел котелок, быстрым шагом миновал коридор и вышел.
Опять опрометчивый поступок! Сначала перно, потом герань, но что еще ему оставалось?
Ж. П. Г, шел но улице, но не так, как ходил в лицей или на прогулку с семьей. Он шел сбивчивым, неуверенным шагом. Добрался до набережной Майль, постоял там, раздувая ноздри и глядя на море.
Маменьки прогуливали младенцев в красивых лакированных колясочках.
Ж. П. Г, чуть было не вошел в ресторан «Беседка» — его подмывало выпить еще один аперитив, может быть, несколько. Не сделал он этого лишь потому, что хозяин стоял на пороге и, похоже, наблюдал за ним.
Тем хуже! Он повернул в город, направился по Дворцовой улице и, проходя перед магазином рамочного мастера Виаля, втянул голову в плечи.
Дом, где помещалась парикмахерская с сиреневой витриной, был по счету восьмым. Ж. П. Г, сосчитал аркады. Объявление он разобрал еще издали: он знал текст наизусть. Каждое слово, каждая буква словно отпечатались на сетчатке его глаз.
ИЗВЕЩАЕМ НАШИХ ЛЮБЕЗНЫХ КЛИЕНТОВ, ЧТО МЫ ПРИВЛЕКЛИ К СОТРУДНИЧЕСТВУ ИЗВЕСТНУЮ ПАРИЖСКУЮ МАНИКЮРШУ Г-ЖУ МАЛО.
Г-жа Мадо находилась там, в благоухающем салоне!
Ее не было видно, но Ж. П. Г, и ни к чему ее видеть.
Это вовсе не молоденькая и вдобавок хорошенькая маникюрша. Это матрона лет пятидесяти, мирная, рыхлая, с крючковатыми пальцами и опухшими от груза житейских тягот ногами.