Бегом на шпильках
Шрифт:
Я чувствую, что мама вот-вот войдет в штопор.
— А танцы — разве танцы тебе не понравились, а, мам? — говорю я поощряющим тоном. — Уж если ты берешься за дело, то становишься прямо как Джинджер.
— Ну, надеюсь, что нет! Она же такая старая, что уже давно умерла! — парирует она.
— Полагаю, мама просто приняла солидную дозу «особого горького» — ты же ведь у нас не прочь пропустить баночку-другую «особого», а, мам? — улыбается Тони.
— Энтони, перестань! — Мамины губы — строгая линия, хотя на самом деле она просто старается сдержать смех. — Это было всего один раз, да и то очень давно; причем именно ты и
Мать просто обожает, когда сын ее поддразнивает, так что, — все дружно аплодируем моему брату, — вечер спасен. Именно поэтому, когда Сол позднее высаживает меня — в замедленном темпе — у входа в мой дом, я чувствую, что слишком устала, чтобы приглашать его на чашечку кофе (подразумевается: на кружку растворимого «Нескафе»). И слава богу! Стоило мне запустить мой огромный, серый динозавр-автоответчик, как после привычного жужжания, щелканья и бурчания неожиданно раздается уже знакомый — сухой и хриплый — голос, от которого моя кожа моментально покрывается пупырышками:
— Привет, Натали. Я тут вспоминал о тебе… и о твоих распущенных волосах.
Глава 3
Ну не доверяю я распущенным волосам — еще с тех пор, как узнала про Рапунцель. Стоило той распустить свои космы, глядь — а на них уже болтается здоровенный детина, да еще верхом на лошади. Распусти волосы — и не успеешь опомниться, как начнешь носить эластичные пояса, трескать пиццу, не вылезая из постели, и придумывать себе всякие сомнительные оправдания покупки пальто за 800 фунтов в «Харви Николз»: [5] мол, детей у меня нет, подтяжку на лице я не делала и на яхте месяц в Монте-Карло не отрывалась, — а, значит, женщина я экономная и вполне могу потратиться на себя любимую.
5
«Харви Николз» — фешенебельный универмаг в Лондоне.
И все равно: стоит мне подумать о Крисе, как я начинаю пускать слюни. После того как на свадьбе Франни — с грациозностью тяжелого фугаса — разрушила тот восхитительный момент, суровая действительность шмякнула меня обратно об землю, и мои щеки немедленно покраснели.
— Мне очень жаль, — я перешла на серьезный тон, — но я встречаюсь с другим человеком. Я… э-э нет, ты классный парень, правда. Но я не должна этого делать. Это нехорошо.
Однако Крис отнесся к вмешательству Франни с полной невозмутимостью. Посмотрел на нее и спросил:
— А ты… почему такая белая? — И когда та отвалила, проглотив язык и вся ощетинившаяся, Крис недовольно заметил: — Если и есть на свете вещи, которые я терпеть не могу, так это, прежде всего, невоспитанность!
Я поспешно закурила, глубоко затянувшись никотином, словно… ну, словно опиумом. А Крис продолжал:
— Нехорошо, говоришь? Да ты просто не знаешь, что такое «нехорошо».
Осознавая, что вступаю на путь Марии Магдалины, неожиданно очутившейся в общей сауне, я пропищала в ответ:
— Нет, как раз знаю.
— А мне так хочется тебе показать! —
— Вообще-то… — начала было я.
— Так можно мне получить номер твоего телефона? Или он засекречен? — не дал он мне закончить мысль.
— У меня нечем записать, — хрипло ответила я.
— Может, принцессе не составит труда поставить автограф помадой прямо у меня на груди? — моментально отреагировал Крис.
Я улыбнулась, видя, как он извлекает из пиджака элегантную ручку и протягивает мне. За ручкой последовал маленький листочек папиросной бумаги. С овечьей покорностью я нацарапала свой номер. Простите, но в этом парне было столько дерзости и нахальства! А мне в мужчинах такая черта ужасно импонирует, — по крайней мере, в первые пять минут знакомства.
— Однако звонить мне не стоит, — поставила я точку, дабы хоть как-то успокоить голос совести. Перематываю сообщение еще раз. Сердце трепыхается, словно сверчок в спичечном коробке. Мой пояс верности готов расстегнуться сам собой, хотя в голове предостерегающе пульсирует: «Берегись! Опасно для здоровья!» И все равно — я не позвоню: это будет нечестно по отношению к Солу. Ведь Сол такой доверчивый. Будь он ревнивым и подозрительным, я чувствовала бы себя вправе так поступить. Но — нет. Я не могу звонить Крису. То есть я и вправду не могу — у меня же нет его номера. Нажимаю кнопки 1471 — и номер у меня уже есть.
Тупо гляжу на бледно-голубые стены прихожей, пока те не начинают сливаться в одно сплошное пятно. Начинаю рассуждать. Итак, я не могу ему звонить. И не позвоню. У меня есть Сол Боукок. У нас здоровые отношения (как говорил Ромео своей Джульетте). Я не могу его обманывать. Это нечестно. И прервать отношения я тоже не могу. Сама я их никогда не прерываю: это меня чересчур расстраивает. Сол мне нравится. Правда-правда. Он такой милый. Как жаль, что Бабс сейчас нет рядом! Уж она-то бы точно знала, что делать, как и с кем. Запираю дверной замок на два оборота и тащусь в спальню. Пора бы ей вернуться из этого своего Маврикия; а то мне уже начинает казаться, что их медовый месяц длится как минимум десяток лет.
Когда-то все было по-другому: я входила в офис и прямо с порога слышала неизменное: «Ваша задача — захватить здание с минимальным риском для жизни». Но теперь все изменилось. Мэтт, мой непосредственный начальник, получил повышение, — теперь он руководит и маркетингом, и связями с прессой, — и старается по возможности избегать компьютерных игр как «преуменьшающих сложности реального мира». Сегодня Мэтт сутулится перед экраном, отмечая мой приход молчаливым взмахом руки. Его любимчик — бассет-хаунд Падди (полное имя — Pas de Quatre) — развалился у него в ногах, самозабвенно пожевывая какую-то розоватую тряпочку.
— Как ужин? — спрашивает Мэтт, продолжая долбить по клавишам.
— В принципе не так страшно. — Он не забыл, и я тронута. — А как Стивен? Все еще в больнице?
Мэтт поворачивается.
— Нет. Его выписали — мм, забавное словечко — в субботу.
— Как он?
— Капризный, требовательный, — все как всегда. Но самое главное — я наконец-то смог улизнуть, а ты — пережить свой ужин. О свадьбе много говорили?
Молча киваю. Мэтт картинно закатывает глаза.