Бегом с ножницами

Берроуз Огюстен

— Что туг происходит? Чего вы все столпились в туалете? — Она протиснулась вперед и с недоумением оглядела нас, внимательно изучающих унитаз. Рот ее сам со-бой открылся.

— В чем дело?

Лицо Финча становилось все краснее — по мере того, как росло его возбуждение.

— Видите? Смотрите, как торчит над водой конец колбаски! Святой Боже!

— Да, пап. Я вижу. Он смотрит из унитаза прямо вверх, — подтвердила Хоуп. Она всегда была хорошей дочерью.

— Именно, — провозгласил Финч. — Именно! Конец показывает верх. — Он выпрямился. —

А вы знаете, что это означает?

Агнес подошла к мужу и потянула его за рукав. —Доктор, пожалуйста, — попросила она. — Пожалуйста, успокойся.

— Агнес, принеси кухонную лопатку, — скомандовал Финч.

—Доктор, ради Бога,— повторила Агнес и сильнее потянула за рукав.

Он выдернул руку и подтолкнул ее к выходу.

— Лопатку, Агнес! — крикнул он.

Она выскочила из туалета не хуже Эдит Банкер.

— Так что же это значит, пап? — поинтересовалась Хоуп.

Мы с Натали переглянулись, но тут же отвели глаза, потому что чувствовали, что сейчас расхохочемся, а Финч начнет на нас кричать.

— Это означает, что наша финансовая ситуация изменяется. Вот что это означает. Положение улучшается.

Дерьмо показывает вверх, из унитаза к небесам, к Богу.

Хоуп завопила так, словно только что получила какую-то особо ценную награду. Она кричала, хлопала в ладоши, прыгала и даже поцеловала папочку в щеку.

— Ну-ну, Хоуп. Хорошая моя девочка. — Он посмотрел на нас с Натали. — Понимаете ли вы двое, насколько это важно? Бог обладает превосходным чувством юмора.

Он самый смешливый человек во вселенной. И вот таким способом он показывает нам, что наша жизненная ситуация меняется.

Мне было и стыдно, и увлекательно. Натали закрыла лицо руками и застонала.

Вернулась Агнес. Финч, не дав ей сказать ни слова, выхватил лопатку и передал Хоуп.

— Я хочу, чтобы ты аккуратно вынула это из воды и положила куда-нибудь сушиться. Лучше всего на солнце, на стол для пикника.

Хоуп без колебаний взяла лопатку.

— Ну, мне, пожалуй, пора, — заторопилась Натали.

— Нет, подожди. — Я схватил ее за руку. — Давай посмотрим.

— Не собираюсь смотреть, как моя сестра отскребает папочкино говно от унитаза, чтобы положить его на солнышко сушиться, — со смехом заявила она.

Финч взревел от восторга.

— Вот именно! Поэтому-то Хоуп — моя лучшая и самая любимая дочь.

— Понятно, Натали? — поддразнила Хоуп и зысунула язык.

— Молодец, Хоуп. Умница. Ты папочкина любимица. Так что давай скреби!

Я смотрел, как Хоуп аккуратно добыла из унитаза дерьмо и понесла, стекающее и капающее, на лопатке. В данный момент оно несколько напоминало различные блюда, которые готовили в этом доме. Я подумал, а вдруг это правда. Вдруг Бог действительно любит пошутить и вот так сообщаете, что скоро жизнь изменится к лучшему. Мысль казалась чрезвычайно приятной. Может быть, мне и правда в конце концов удастся поступить в школу красоты.

Хоуп вышла из туалета и направилась по коридору, бережно неся драгоценный груз. Зу услышала оживление и теперь стояла на пути, помахивая хвостом. Слизнула попавшие на пол капли.

— Натали или Огюстен, кто-нибудь из вас, подержите дверь, — скомандовала Хоуп, поворачивая мимо висящих на вешалке пальто в кухню. — Давайте! Я подскочил и открыл ей дверь.

— Спасибо.

Мы с Натали остановились в дверях, наблюдая, как она шлепает со своей лопаткой через лужайку, потом аккуратно выкладывает дерьмо на видавший виды стол для пикников.

— Вся моя семья — психи, — задумчиво проговорила Натали. — И как только я попаду в колледж?

— Попадешь, — заверил я, хотя и сам не знал, как именно. Скорее всего ей придется сменить фамилию и пройти курс полного промывания мозгов.

Натали взглянула на меня.

— Хорошо, хоть ты понимаешь.

— А ты можешь представить, что произойдет, если соседи вдруг узнают обо всем, что творится в нашем доме? — в свою очередь поинтересовался я.

Она мрачно усмехнулась.

— О Господи! Да они немедленно отправят отца в психушку, а наш дом сожгут до основания. Как во «Франкенштейне».

Я окинул взглядом улицу, другие старые викторианские дома. С нашим их объединяло только время постройки. Там были тюлевые занавески на окнах, подстриженные кустики у входа, клумбы благоухающих цветов. А перед нашим крыльцом в грязи торчали несколько жалких пластмассовых тюльпанов, и во всем доме — ни единой занавески. Легко представить, как кто-нибудь из соседей — скажем, председатель приемной комиссии колледжа Смит — из-за тюлевой занавески наблюдает сейчас за всем происходящим в нашем дворе.

Натали стояла, в задумчивости накручивая на палец длинный локон.

Я внезапно подумал, что она будет выглядеть куда лучше платиновой блондинкой.

— Нам надо тебя осветлить, — заметил я.

— Что?

— Будет здорово. По-настоящему красиво. Сразу заиграют глаза.

Она пожала плечами:

— Может быть, попозже.

Во дворе Хоуп лопаткой утрамбовала дерьмо, чтобы кучка была поплотнее.

Агнес начала рассеянно подметать ковер в гостиной. Это всегда оказывалось первым признаком глубокого стресса. Мне нередко случалось просыпаться среди ночи от шороха щетки — Агнес подметала дорожку в прихожей, ковер в гостиной или даже стены. В результате такой уборки шерсть животных располагалась по-новому, а крошки и ошметки ногтей заметались в углы.

— Брось, Агнес, — крикнула матери Натали.

— Занимайся своим делом — огрызнулась Агнес. Подметая, она тяжело опиралась на щетку. Я даже подумал, что без нее она не удержится на ногах. Просто осядет на пол и останется там, словно приготовленная для стирки куча белья.

Появился Финч, вытирая руки о рубашку. Выглянул во двор.

— Отлично, — оценил он. Потом крикнул Хоуп: — Молодчина!

Хоуп обернулась, широко улыбаясь. Финч посмотрел на нас с Натали.

— А вы подождите. Наша жизнь действительно изменится. Это знак свыше.