Бегом с ножницами
Шрифт:
Доктор Финч согласился:
— Придает кухне чувство юмора.
Не согласилась лишь Агнес.
— Это катастрофа, — заключила она. Надо отметить, что слова эти прозвучали лишь после того, как она оставила кошелек на том месте, где должна была стоять миска для сбора воды.
Холестерин королевы Хелен
Кэйт совсем не походила на остальных Финчей. Она выглядела тоненькой, изысканной, слушала Лору Ниро и фьюжн-джаз. Встречалась с красивыми черными мужчинами и свою безупречную квартиру украшала восточными коврами и африканскими символами плодородия. Дочку Бренду отдала в балетную школу. После развода с мужем сохранила его фамилию. Среди своего семейства она казалась особой королевских кровей.
Однако остальные так вовсе не считали.
— Снобка, —
Но я буквально преклонялся перед Кэйт и чувствовал себя страшно польщенным, когда в присутствии друзей она просила меня помыть ей машину или опустить жалюзи.
Заметив возле дома машину Кэйт, я тут же переодевался, словно собираясь на свидание. Старался казаться как можно более воспитанным и очаровательным. Притворялся, что не имею с другими членами семьи ничего общего.
И вот почему: у Кейт было в жизни все, о чем я мечтал. Она работала профессиональным, лицензированным косметологом. Или, если употребить слово, которое я ненавидел, парикмахером.
Кэйт планировала когда-нибудь открыть собственный салон, и это нас объединяло, поскольку я тоже мечтал открыть целую сеть магазинов и салонов по всему миру, а кроме того, создать собственную линию косметики для волос. Я даже хотел разработать особую линию, направленную специально на использование в салонах, поскольку считал, что средства, используемые для химической завивки, слишком портят волосы. Я и понятия не имел, каким образом сделать их менее вредными, однако располагал кое-какими идеями по упаковке, в которой они по крайней мере выглядели бы более безопасными.
Щедрая Кэйт отдала мне свой старый учебник по косметологии. Он оказался в твердой обложке, но без супера. Привлекательное название занимало всю обложку и выглядело очень впечатляюще: «Руководство по косметологии». Внутри оказалась целая куча черно-белых иллюстраций тех процедур, которые должны освоить начинающие косметологи, прежде чем получить лицензию, позволяющую им практиковать. Там было представлено все — от завивки на бигуди до перманента, и я твердо решил сначала выучить эту книгу наизусть, а потом отправляться на курсы. Я не собирался рисковать, потому решил заранее вызубрить материал. Даже те процедуры, кото-рые давно не делают. Может, их давно запретили из соображений безопасности. Скажем, «шестимесячную», для которой к голове клиента присоединяют электрические провода.
«Работа с волосами» была единственным поприщем, которое я представлял себе в качестве профессионального занятия. Стать врачом я уже не надеялся, желание иметь собственное шоу на телевидении к этому времени почти удалось подавить. Ежедневно по несколько часов я проводил, скорчившись над тетрадками, — вел дневник. Меня преследовало чувство, что если я не буду писать хотя бы четыре часа в день, то само мое существование потеряет всякий смысл. Несмотря на это, мне ни разу не пришла в голову идея стать писателем. Писателем была моя мама, но ведь она — чокнутая. А читали ее стихи лишь депрессивные дамочки, посещавшие поэтический семинар, который она каждое лето проводила у себя дома, да приятельницы, которым она сама звонила по телефону. Лишь один ее сборник напечатали — много лет назад и с тех пор больше ничего. Я понимал, что никогда не смогу так жить — без денег, без славы. Я мечтал о письмах от восторженных обожателей и дорогих наручных часах.
— Когда я стану следующим Видалом Сассуном, — рассуждал я, — то смогу иметь крутого бойфренда. — Мечты доходили даже до того, что когда-нибудь на меня обратят внимание манекенщики.
Готовясь стать косметологом мирового класса, я всеми правдами и неправдами уговаривал членов семьи и даже кое-кого из пациентов разрешить мне их постричь и сделать укладку. Оказалось, что у меня к этому настоящие способности.
Была одна проблема. Заключалась она в завивке на простые бигуди.
Сколько бы я ни старался, мне ни за что не удавалось создать пусть даже из хорошей завивки на самые традиционные бигуди красивую прическу, расчесав ее до волнистых, естественно лежащих волос.
— Неужели они действительно заставляют этому учиться? Неужели действительно проверяют умение накручивать на бигуди? — спрашивал я Кэйт.
— Да, именно так, — смеялась он. — Я знаю, что это старомодно, то есть что никто сейчас уже не носит такие прически. Но для того и существует школа парикмахеров.
Там занимаются в точности по учебнику. Вот только, к сожалению, учебник написан тридцать лет назад.
Я беспокоился, что мне так и не удастся постигнуть эту премудрость. А значит, я не стану полноценным мастером.
Вот такая мелочь подсказала мне, что мечта моя может и не осуществиться. Но тем сильнее она меня захватила. Среди ночи, когда все в доме уже спали и никто мне не мешал, я лежал в постели с дневником и лихорадочно записывал настигшие меня мысли и ощущения — писал до тех пор, пока рука не переставала слушаться и я не за-сыпал от нервного перенапряжения.
Однажды ночью я чувствовал себя особенно расстроенным. История с бигуди выросла в моем сознании до невероятных размеров — с тех пор, как я спросил об этом приятеля Ферн Джулиана Кристофера, который имел в Амхерсте собственный салон. Он ответил то же самое, что и Кэйт, то есть что без этого не обойтись. Стояла какая-то особенно душная летняя ночь, и более проворные жильцы дома уже расхватали все вентиляторы, а поэтому я нанес на волосы питательный лосьон, обернул голову тонким полотенцем и улегся в кровать, пытаясь письменно излить душу:
Три часа утра. Не спится. Волнуюсь насчет этого дела с бигуди. Если не добьюсь, то мне ни за что не дадут окончить школу, А если я ее не окончу, то и не получу сертификат, А без сертификата путь к «Империи волос» закрыт, Я спрашивал Кэйт, и она сказала, что у них есть специальный преподаватель, который стоит над тобой и смотрит. Для меня это еще хуже: если мне в конце концов и удастся сделать хорошую завивку здесь, на ком-нибудь из Финчей, то я все равно ни за что не повторю ее на экзамене, когда преподаватель стоит над душой и судит. Ненавижу, когда меня судят. Начать с того, что я ненавижу всякую школу и те тесты, которые не в состоянии сдать. Исключительно взрывоопасное сочетание, Я уже сейчас чувствую себя обреченным. Чувствую, что закончу уборщиком посуды в какой-нибудь захудалой забегаловке Амхерста и через несколько лет дорасту до мойщика посуды. Не понимаю, как такое могло со мной произойти. Как мог я не подготовиться к колледжу? Мне четырнадцать лет, и я должен сидеть в кухне с отцом и говорить ему: «Но, пап, в Принстоне футбольная команда гораздо лучше. Разве дело в том, что дед окончил Гарвард? Разве я не могу пойти собственным путем?Как Синатра?» А вместо этого я лежу на чужой двуспальной кровати со следами чьей-то мочи, Я из жалости живу в доме психотерапевта собственной матери и на завтрак ем сладости, А не далее как сегодня утром чокнутый доктор Финч, как всегда, в пять утра отправился принимать ванну. Он не знал, что Пух запустил туда рыбок, которых выиграл в шары. Поэтому когда он вошел в ванную и увидел полную ванну, то решил, что Агнес просто внезапно решила стать хорошей женой и сама наполнила ему ванну. Ион залез в ледяную воду, где плавали двадцать пять рыбок (не представляю, каким образом он умудрился их не заметить), и через мгновение дом огласился его криком. Как случилось, что моя жизнь приняла такой нелепый, отчаянный поворот? Что именно на своем пути я сделал не так? Ах, господи, я только что услышал шум. Надеюсь, что это не серийный убийца. С тех самых пор, как я посмотрел фильм «Хэллоуин», меня преследует навязчивая идея насчет серийных убийц. Любой из пациентов Фин-ча вполне может оказаться в этом качестве. Особенно та ненормальная тетка, хозяйка гриль-бара «Голубая луна» в Истхэмптоне. От одного взгляда на нее по коже ползут мурашки. Она выглядит так, словно регулярно поедает детей. Не то чтобы она была очень жирной. Она просто кажется постоянно голодной каким-то особым, странным и необъяс-нимым образом. Она всегда такая приятная и приветливая. Как раз годится для убийцы младенцев.
Раздался стук в дверь. Затем легкая барабанная дробь ногтей по дереву. Пришел Нейл.
— Входи.
Он открыл дверь и переступил порог.
— Привет, Джоко, — произнес он, садясь на кровать, возле моей головы.
— Нет, собака. Или садись в ногах, или на пол, — приказал я.
Он опустил плечи, а глаза его увлажнились.
— Пожалуйста, не обращайся так со мной сегодня. Только не сегодня. Ты мне нужен.
— Правда? — спросил я, закрывая ручку и вкладывая ее в тетрадь, а тетрадь устраивая рядом с собой на кровати. — Хорошо. Как раз поэтому-то ты меня и не получишь.