Бегство к любви
Шрифт:
– Спасибо… за минувшую ночь. – Спасибо? Ничего умнее не могла придумать? – Пойду к себе в номер…
– Подожди, – раздается у меня за спиной его голос. – Не уходи. Поговори со мной.
Вздохнув, я поворачиваюсь к нему.
– О чем ты хочешь поговорить?
– О… нас с тобой. – Он взмахивает рукой между нами, показывая на себя и на меня. – Твое поведение… ты отгораживаешься от меня. Я думал, после этой ночи… – Он чешет голову, ероша взлохмаченные после сна волосы. – Послушай,
Я заметно морщусь.
– Ты не понимаешь, о чем говоришь. – Я чувствую, как на глаза наворачиваются предательские слезы.
– Так объясни. – Он делает шаг ко мне, протягивает руки.
– Не могу.
– Можешь. Ты уже со мной делилась, рассказывала, как поступил с тобой тот ублюдок. И об этом сумеешь рассказать. Я тебя не осуждал и осуждать не собираюсь. Детка, я здесь…
Я качаю головой. С ресниц капает слеза.
– Это не Форбс.
Его лицо каменеет. Вижу, как его руки сжимаются в кулаки.
– А кто? – произносит он медленно.
Я охвачена страхом. Чувствую себя обнаженной. Обнимаю себя, жалея, что не одета.
– Кто, Мия? – В голосе Джордана слышится гнев. Я знаю, что гнев его направлен не на меня, а на того, кто меня изуродовал.
По щеке скатилась еще одна слеза. Я вытираю ее тыльной стороной ладони, судорожно вздыхаю, хватая ртом воздух.
– Оливер. Мой отец.
– Твой отец? – Недоверие в его голосе причиняет боль. Я чувствую себя ничтожеством.
– Не всем с отцами везет так, как тебе, Джордан. – Я не хочу, чтобы в моих словах звучала ожесточенность, но поделать с собой ничего не могу. – Мой отец не был заботливым и любящим, как твой. Мой отец был мерзким жестоким изувером, он избивал меня, когда ему требовалось выместить свою злость, – обычно ремнем. От этого и шрамы.
Я срываю с себя простыню, обнажая свое тело. Поворачиваюсь к нему спиной. Нестерпимо острая душевная боль затмевает разум. Не понимаю, что я делаю, вообще не соображаю. Просто делаю…
– Если я вела себя особенно скверно, как он выражался… например, не закрыла крышкой молоко. Или совершала особо тяжкие преступления… на минуту опаздывала домой из школы, – он лупил металлической пряжкой своего ремня. Чтоб было больнее. И понятнее.
Горячие слезы струятся по моему лицу. Они обжигают кожу, но я их не вытираю, чтобы чувствовать хоть что-нибудь. Мне необходимо что-нибудь чувствовать. Хоть что-нибудь.
– Он тыкал в меня ножами и пистолетами. Забавлялся так, чтоб я знала свое место в пищевой цепочке. А сколько раз он ломал мне ребра и прочие кости. Ломал пальцы, я потом их сама себе вправляла. А сколько было вывихов плеча. Смещение коленной чашечки от того, что он топтал мои колени ботинками. – Я судорожно вздыхаю. – Такой была моя жизнь. Теперь
Схватив простыню, я накидываю ее на себя. Отвращение к себе разъедает меня, как болезнь. Я хочу одного – уйти отсюда. Но Джордан не медлит.
Подскочив сзади, он заключает меня в кольцо своих рук, привлекает к себе. Я не вырываюсь, потому что в глубине души хочу остаться. Мне необходимы его внимание и забота, больше всего на свете.
Я больше не хочу быть одна.
Я ощущаю дрожь его тела. Он прижимается щекой к моей щеке. Я зажмуриваюсь от боли, что испепеляет меня изнутри.
– Нет, Мия, – шепчет он. – Нет.
Его ладони, его руки… надежные руки, которые, я знаю, боли мне никогда не причинят…
Самообладание окончательно оставляет меня.
Я рассыпаюсь, как разбитое вдребезги стекло. Ноги подкашиваются, но Джордан рядом, не дает мне упасть. Подхватив меня на руки, он несет меня на кровать.
Я оплетаю его руками и ногами, зарываюсь лицом в его грудь, приникаю к нему всем телом, выплакиваю боль многих лет, погребенную в глубине души.
– Я здесь… я с тобой… всегда. Никому и никогда я не позволю причинить тебе боль, Мия. Клянусь.
В какой-то момент я уснула. Изнемогла от слез, которые лила, заново переживая вместе с Джорданом боль своего прошлого.
Проснувшись, чувствую, глаза опухли, голова тяжелая, гудит.
Я поднимаю ее с груди Джордана, моргаю, чтобы в глазах прояснилось. Его глаза закрыты, но руки мгновенно еще крепче обнимают меня.
– Не уходи. – Он открывает глаза.
– И не собиралась, – хриплым шепотом отвечаю я.
Он поглаживает мою спину, ладонью выводя на ней круги.
– Как самочувствие?
Потирая глаза, я кладу подбородок ему на грудь.
– Бывало хуже.
Он понимающе кивает.
– Спасибо… за то, что был рядом, выслушал меня.
– Всегда к твоим услугам. – Он трогает мое лицо. – Хочешь еще поговорить, на свежую голову?
Я качаю головой.
– Сейчас мне хорошо. Не хочу выходить из этого состояния. – Я снова кладу голову ему на грудь, слушая тихое биение его сердца.
Мой взгляд скользит по татуировке, покрывающей правую часть его грудной клетки, плечо и руку до самого запястья. Это ритуальная татуировка; в узор вплетены изречения.
Кончиком пальца я веду по его руке, читая изречения, которые видела раньше, но внимание на них обратила только сейчас…
Не всяк, кто странствует, теряется.
Это – на двуглавой мышце.
– Свою татуировку я делал в три этапа, – объясняет Джордан. – Эту часть – во время путешествия. В Индонезии.