Бегство с планеты обезьян (сборник)
Шрифт:
— Мне думается, — ответил Диксон, — что вам нужно задать еще несколько вопросов, уважаемый господин председатель комиссии. И я уверяю вас, что она сможет ответить на ваши вопросы самостоятельно. Возможно, вначале вы не совсем правильно сформулировали вопрос.
— Хорошо, — сказал Хартлей и обратился к шимпанзе:
— Молодая самка, как тебя зовут?
— Зира.
— Ну, так можно разговаривать и с попугаем, только имя у него, возможно, будет другое, например, Полли, — возмутился Хартлей.
— Полли? — переспросила Зира.
Раздался взрыв смеха.
— Ну что ж, — улыбнувшись, сказал Хартлей. — Словам она подражает очень неплохо. Я думаю, они знают опеределенный набор слов, в противном случае вы, доктор Диксон, не назвали бы это речью. Я считаю, что это очень хорошо развитая мимикрия. Конечно, это очень необычно, особенно для обезьян. А вторая шимпанзе тоже говорит?
Корнелиус быстро поднялся и отчеканил:
— Только, когда она мне позволяет.
Зира рассмеялась и взяла Корнелиуса за руку.
Зрители зааплодировали.
Доктор Хартлей сердито опустился на свое место.
«Да, друга я себе не нажил, — подумал Диксон. — Но избежать этого я не мог», — Люис посмотрел на членов комиссии: глаза Виктора Хаслейна прямо-таки впились в Корнелиуса, ответ которого, бесспорно, поразил его. И чувство достоинства, и остроумие, прозвучавшие в этом ответе, свидетельствовали, что перед ними не просто шимпанзе, а существо, обладающее разумом и интеллектом. Однако Виктор Хаслейн не спешил поделиться своей догадкой с коллегами. Что-то наподобие ужаса мелькнуло в его глазах. Люис насторожился, но тут его внимание привлек конгрессмен Бойд:
— Доктор Диксон, — сказал он, поднимаясь с места, — как зовут шимпанзе-самца?
— Корнелиус, — ответил Люис и обратился к обезьяне: — Корнелиус, это — конгрессмен Джэймс Бойд из комитета по науке и аэронавтике.
— Я рад с вами познакомиться, конгрессмен Бойд, — сказал Корнелиус. — Я бы пожал вам руку, но длина цепочки не позволяет этого сделать.
В зале раздался смех.
Бойд провел рукой по лысеющей голове:
— Примите мои извинения за эти цепи. Доктор Диксон, по-моему, на разумном существе не должно быть цепей.
— Это не моя идея, конгрессмен, — с горечью сказал Люис.
— И не моя, — добавил Корнелиус.
Вновь послышался смех.
Дождавшись тишины в зале, Корнелиус продолжил:
— Но мы вас понимаем. В том мире, откуда мы прибыли, обезьяны разговаривают, а люди — это примитивные животные, и они содержатся или в клетках, или на цепи. Так что мы не виним вас за ваши предубеждения.
— Спасибо, Корнелиус, — сказал Бойд. — Можно узнать, кем вам приходится Зира?
Зира ответила за Корнелиуса:
— Он мой законный супруг.
— Мистер Корнелиус, а знаете ли вы другие языки кроме английского?
Корнелиус улыбнулся:
— А что такое английский? Я говорю на языке, которому меня обучили родители. Это язык, на котором говорили мои предки, по крайней мере, две тысячи лет. О его происхождении я ничего не знаю, и я вообще удивлен, что вы на нем разговариваете. А есть ли у вас другие языки?
— Да, их много, — ответил Бойд.
— У вас есть такое понятие, как любопытство? — вступил в разговор кардинал Макперсон.
Корнелиус кивнул.
— Задавались ли вы когда-нибудь вопросом происхождения вашего языка? — спросил кардинал. — Мне, например, очень любопытно: каким образом один язык — английский — стал единственным для вашего вида?
— Не только для нашего вида, сэр, — сказал Корнелиус. — Гориллы и орангутанги также разговаривают на этом языке. Они, кстати, верят в то, что Бог создал обезьян по своему подобию и что именно он дал обезьянам язык.
«Кардинал должно быть шокирован услышанным, — подумал Люис, — хотя держится отлично и не показывает вида, а вот Хаслейн все время что-то помечает в блокноте. Скоро он наверняка догадается, откуда прибыли обезьяны».
Доктор Диксон с тревогой посмотрел на членов комиссии.
— Я думаю, кардинал, вы поддержите мысль, высказанную Корнелиусом, — сказал Бойд.
На что Макперсон резко возразил:
— А я думаю, что теологию лучше оставить Для богословов, — и повернулся к шимпанзе: — На вашем месте, Корнелиус, я бы не говорил так. Есть лица, которые, как бы помягче сказать, да, которые очень расстроятся, услышав такое.
— Шимпанзе — это интеллектуалы, — громко, не обращая внимания на то, что она перебила кардинала, сказала Зира, повернувшись к мужу. — И как интеллектуал, Корнелиус, ты должен знать, что гориллы — это сборище помешанных на войне идиотов, а орангутанги — просто псевдонаучные гусаки. Что же касается людей, то я, вскрыв… Извините, обследовав тысячи из них, до недавнего времени встретила лишь двоих, которые могли говорить. Один лишь Бог знает, кто их обучил…
— Да, я думаю, он это знает, — сказал кардинал Макперсон. — А кто были те двое? И где это место, где обезьяны разговаривают, а люди нет?
— Это очень хороший вопрос, ваше высокопреосвященство, — раздался голос Хаслейна. — И я бы очень хотел услышать ответ.
— Мы не совсем уверены, — начал Корнелиус.
— Доктор Мило это знал, — перебила его Зира.
— Доктор Мило был гений, опередивший свое время, — опять заговорил Корнелиус. — У нас не было ни таких машин, как у вас, ни таких источников энергии, не говоря уже о полетах в космос. Но когда космическая капсула приводнилась у нашего побережья, доктор Мило смог, изучив аппарат, отремонтировать его. Он уже почти наполовину понимал, как корабль действует.
— Наполовину? — спросил один из членов комиссии. — И этого оказалось достаточно?
— Да, достаточно. Достаточно для того, чтобы отремонтировать корабль, переделать оборудование, взлететь и приземлиться здесь, где доктор Мило был убит в вашем зоопарке, и достаточно для того, чтобы мы сейчас стояли перед вами и выслушивали ваши оскорбительные вопросы.
— Пожалуйста, примите наши извинения, — поспешно проговорил Макперсон. — Мы не хотели оскорбить вас, но я надеюсь, вы понимаете наше удивление.