Бегство с планеты обезьян (сборник)
Шрифт:
— Веррик никогда не допустит падения тех, кто зависит от него!
— Он уже это сделал, когда позволил мне присягнуть ему. В той ситуации это было нарушением морального кодекса. Ты это знаешь лучше, чем кто-либо!
— Боже! — воскликнула Элеонора. — Ты этого никогда ему не простишь! Ты считаешь, что он надсмеялся над тобой…
— Нет, Элеонора, это серьезнее, чем ты хочешь представить. Это наша подлая система начинает показывать свое истинное лицо. И с меня уже довольно. Что можно ждать от общества, основанного на играх и убийствах?
— Но это не вина Веррика. Конветет учрежден задолго до него, с того времени как принята система Минимакса.
— Веррик не из тех, кто честно следует принципам Минимакса. Он пытается обойти их с помощью стратегии, реализуемой через Пеллига.
— И это пройдет, не так ли?
— Возможно.
— Но, Тед, какое это все имеет значение? Ты занимаешься ерундой! Не надо! Мур чересчур болтлив, а ты чересчур совестлив. Наслаждайся жизнью. Завтра будет великий день!
Элеонора налила в бокалы виски и пристроилась рядом с Тедом на диване. Ее прекрасные темно-рыжие волосы блестели в полумраке комнаты. Поджав под себя ноги, с бокалом в руке, она наклонилась к Бентли:
— Ты с нами? Я хочу, чтобы ты решил.
— Да, — вздохнул Бентли.
— Я просто счастлива! — обрадовалась Элеонора.
— Я присягнул Веррику. У меня нет другого выбора, разве только нарушить клятву и сбежать. А я никогда не нарушал своих клятв. Мне уже давно все осточертело на Птице Лире, но я никогда не питался сбежать оттуда. Сделай я это — и я был бы пойман и убит. Я приемлю закон, дающий покровителю право казнить или миловать сбежавшего слугу. Но я считаю, что никто: ни слуга, ни покровитель не имеют права нарушать клятву.
— Ты только что говорил, что система рушится.
— Так и есть, но мне не хочется прикладывать к этому руки.
Элеонора обвила Бентли своими теплыми руками.
— Как ты жил? У тебя было много женщин?
— Несколько.
— А какие они были?
— Всякие.
— Милые?
— В общем, да.
— Кто последняя?
— Она была класса семь-девять, по имени Юлия.
Элеонора заглянула Бентли в глаза:
— Расскажи, какая она?
— Маленькая, хорошенькая.
— Она похожа на меня?
— У тебя волосы гораздо красивее. У тебя красивые волосы и прекрасные глаза, — Бентли привлек к себе Элеонору. — Ты мне очень нравишься.
Элеонора прижала ладошку к амулетам, болтающимся у нее на груди.
— Все идет хорошо. Мне везет. Это, согласись, замечательно, что мы будем работать вместе.
Бентли промолчал.
Элеонора закурила сигарету.
— Ты далеко пойдешь, Тед, — сказала она, одарив Бентли восторженным взглядом. — Веррик о тебе высокого мнения. Как я испугалась за тебя вчера вечером! Но он был к тебе снисходителен. Он уважает тебя и чувствует: в тебе что-то есть. И он прав! В тебе есть что-то сильное! Индивидуальное! Как бы мне хотелось прочесть, что у тебя на уме. Но с этим, к сожалению, навсегда покончено.
Хотел бы я знать, осознает ли Веррик серьезность той жертвы, которую ты принесла ему?
— У Веррика есть дела поважнее. Возможно, завтра все пойдет, как прежде. Ведь тебе этого хочется тоже? Фантастика, да?
— Да, конечно.
Элеонора обняла Теда.
— Итак, ты действительно идешь с нами? Ты поможешь нам задействовать Пеллига?
Бентли кивнул.
— Да.
— Отлично!
— Тебе нравится эта квартира? Она довольно-таки просторная. У тебя много вещей?
— Нет, не много, — грудь Бентли что-то сдавило и не отпускало.
— Ничего, образуется.
Элеонора залпом осушила свой бокал, погасила свет и обернулась к Теду. Отсвет, идущий от сигареты Элеоноры, окружил ее волосы, ее губы и грудь красноватым сиянием.
Бентли протянул к ней руки.
— Тед, тебе хорошо со мной?
— Да, — машинально подтвердил Бентли.
— Тебе не хотелось бы быть сейчас с другой?
Бентли молчал, и Элеонора тревожно добавила:
— Я хочу сказать… Быть может, я… не так уж хороша, а?
— Нет-нет, ты превосходна…
Только через два-три часа Тед вспомнил о своих проблемах.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он, не обращая внимания на умоляющие глаза Элеоноры, и добавил жестко: — Ты верно заметила. Завтра, без сомнения, великий день.
9
Леон Картрайт, Рита О’Нейл и Питер Вейкман завтракали, когда оператор инвик-связи сообщил, что по секретному каналу получен вызов с корабля.
Бледный, с осунувшимся лицом Картрайт повернулся к экрану инвик-связи.
— Где вы находитесь? — дрожащим голосом спросил он.
— В четвертой астрономической единице, — ответил капитан Гровс.
Удрученный вид Картрайта явно обеспокоил его, и капитан, видимо, силился понять: выглядит ли Картрайт так плохо на самом деле или же в этом виновато нечеткое изображение?
— Мы скоро выберемся в нетронутое пространство, — сказал Гровс. — Официальные карты здесь уже непригодны, и я руководствуюсь данными Престона.
Итак, корабль миновал половину пути. Орбита Диска Пламени, если таковой вообще существует, имеет радиус-вектор в два раза больший, чем радиус орбиты Плутона. Далее — неизведанная бесконечность. Вот-вот корабль пролетит мимо последних сигнальных бакенов и оставит позади мир, обжитый людьми.
— У нас не все гладко. Кое-кто хотел бы вернуться, — доложил Гровс. — Еще есть возможность отправить их назад.
— Сколько человек собирается покинуть корабль?
— Десятеро.
— Вы сможете обойтись без них?
— Да.
— В таком случае, отпустите их.
— К сожалению, я еще не имел возможности поздравить вас, — сказал Гровс.
— Меня поздравить? А! Да, спасибо.
— Хочется пожать вам руку, Леон.
Гровс протянул огромную черную ладонь к экрану инвик-связи. Картрайт сделал то же, и на какое-то мгновение их пальцы соприкоснулись.