Бегущая могила
Шрифт:
Страйк подозревал, что он может знать причину, по которой Пат внезапно призналась.
— Я уволена, не так ли? — сказала она.
— О Боже, не плачь, — сказал Страйк, видя, как дрожат ее губы: одной плаксивой женщины в день было достаточно. — Литтлджон это знает, я так понимаю?
— Откуда ты это знаешь? — вздохнула Пат.
— Он тебя шантажировал?
— Только сейчас, — сказала Пат, доставая из сумочки носовой платок и прижимая его к глазам. — Он сказал мне, что знает, сразу после того, как начал работать с нами. Я не могла сказать тебе, не признавшись, сколько мне лет, не
Но я только что была в туалете, а когда зашла в офис, он был там, и у него было досье Эденсора, и я думаю, он собирался его сфотографировать, потому что у него был телефон. Я сказал ему: “Какого черта ты делаешь?”, а он закрыл папку и сказал: “Ты этого не видела, и я забуду, что ты пенсионер, ясно?”
— Ты не думаешь, что он получил фотографии?
— Нет, я слышала, как он проходил мимо туалета. У него не было времени.
Страйк взял пару чипсов и съел их, а Пат наблюдала за ним. Когда Страйк замолчал, она повторила,
— Я уволена, не так ли?
— Ты должна была сказать мне.
— Вы бы не взяли меня на работу, если бы я сказала правду, — сказала Пат, слезы падали быстрее, чем она успевала их вытирать.
— Я не говорю о том времени, я говорю о том, что сейчас. Хватит плакать, ты не уволена. Где я возьму другого такого менеджера, как ты?
— О, — сказала Пат и, прижав платок к лицу, всерьез разрыдалась.
Страйк поднялся на ноги, подошел к бару, купил стакан портвейна, который предпочитала пить Пат, и вернулся, чтобы поставить его перед ней.
— Какого черта ты хочешь продолжать работать в шестьдесят семь лет?
— Потому что мне нравится работать, — пробурчала Пат, судорожно вытирая лицо. — Мне скучно сидеть дома.
— Мне тоже, — сказал Страйк, который делал определенные выводы, сидя в баре. — Так сколько лет твоей дочери?
— Только что исполнилось пятьдесят лет, — пробормотала Пат. — Она у меня рано появилась.
— Так вот почему ты накинулась на меня, когда я спросил?
Пат кивнула.
— Она есть на Facebook?
— Никогда из него не вылезает, — сказала Пат, протягивая нетвердую руку к своему портвейну.
— Тогда…
— Да. Я попрошу Роду. Ей понравится помогать, — сказала Пат, делая неровный глоток портвейна.
— Где сейчас Литтлджон?
— Он ушел. Я убедилась, что он действительно ушел, прежде чем позвонить тебе. Он сел в такси в конце дороги. Он был недоволен, что я его поймала. Он уехал на неделю, — сказала Пат, сморкаясь. — Они едут отдыхать в Грецию.
— Когда я с ним закончу, он пожалеет, что не остался там.
Он принялся за свой гамбургер. Когда Пат допила свой напиток, она сказала:
— Лучше вернуться, я была на полпути к расписанию на следующую неделю… Спасибо, Корморан.
— Не за что, — сказал Страйк, проглотив бургер. Пат ушла.
Страйк прекрасно понимал, что виновен в непоследовательности. Он проклял Литтлджона по принципу: где одна ложь, там и другие, но он был уверен, что ложь Пат не была порождена фундаментальным недостатком честности. Скорее наоборот: она часто была слишком честна, чтобы ему нравиться. В первые дни ее работы он бы ухватился за возможность уволить ее, но время произвело полный переворот в его чувствах: теперь ему было
В течение следующих десяти минут Страйк был предоставлен сам себе и наслаждался своим бургером. Наконец, закончив есть, он достал свой мобильный и перезвонил в Штырю.
— Я хочу отследить звонок, который получил Рини перед передозировкой. Не знаешь ли ты каких-нибудь криминальных авторитетов в Бедфорде?
— Всегда есть гнутые винты, Бунзен, — сказал Штырь, как всегда цинично.
— Пятьсот тебе и пятьсот им, если они смогут дать мне хоть какую-то достоверную информацию об этом звонке, — опрометчиво сказал Страйк, — в частности, номер, с которого он был сделан.
Глава 71
Даже среди опасностей наступают периоды покоя…
Если у нас достаточно внутренней силы, мы воспользуемся этими интервалами…
И-Цзин или Книга Перемен
Несмотря на осторожные расспросы Робин, Цзян ничего больше не рассказал ни о Дайю, ни о Джейкобе во время их поисков перламутровой рыбы Мазу, как и о том, кто якобы вновь появился на ферме Чепменов после долгого отсутствия. Все, что ей удалось выяснить, — это то, что во внутренней жизни Цзяна преобладали две заботы: чувство обиды, что его брат так далеко продвинулся в церкви, в то время как он был низведен до статуса работника фермы и шофера, и навязчивый интерес к сексуальной жизни других членов церкви, который, похоже, проистекал из разочарования, которое он испытывал из-за своего собственного исключения из Комнат Уединения. Однако их встреча в лесу определенно заставила Цзяна отнестись к Робин более благосклонно, чем раньше, и это утешало, поскольку Робин чувствовала, что ей нужны все союзники, которых она может получить.
Она не сомневалась, что Бекка спрятала рыбу Мазу под матрасом. Робин видела выражение растерянности и злости Бекки, когда рыбу нашел в длинной траве торжествующий Уолтер, и ее немедленный обвиняющий взгляд на Робин. Что именно спровоцировало Бекку на попытку уличить ее, Робин не знала, но, по ее предположению, Бекка, как и Тайо, подозревала, что между Эмили и Робин в Норвиче был заключен какой-то союз, и поэтому была полна решимости добиться того, чтобы Робин была опозорена, наказана или даже переехала с фермы Чепменов.
Бекка была грозным врагом. Робин опасалась, что если Бекка потребует от них какой-либо уличающей информации о Робин, то Лин, Цзян или Вивьен не смогут не нарушить молчание. Несанкционированные походы в лес, владение фонариком, тот факт, что она назвалась своим настоящим именем: Робин достаточно уважала интеллект Бекки, чтобы понять, что ей не понадобится много времени, чтобы догадаться, что “Ровена” — это следователь под прикрытием. В последнем письме Робин рассказал Страйку о кулоне, но при этом снова опустила упоминание о том, что Лин обнаружила ее в лесу, и о ее глупом промахе перед Вивьен.