Бегущая могила
Шрифт:
Глава 82
Триграммы Li, ясность, и Chen, шок, ужас, дают предпосылки для очищения атмосферы грозе уголовного процесса.
И-Цзин или Книга Перемен
Руки сильно давили на ее грудную клетку. Робин вырвало.
Она лежала в кромешной тьме на холодном полу храма. Над ней нависло кошмарное лицо в чем-то похожем на горнолыжные очки. Задыхаясь, Робин попыталась приподняться, но ее снова повалил на пол тот, кто только что давил ей на грудь. В темноте послышались
— Тайо, удали Ровену из храма, — спокойно сказала Мазу.
Дрожащую, промокшую до нитки Робин подняли на ноги. Ее снова затошнило, потом вырвало водой, и она снова упала на колени. Тайо, на котором, как она теперь поняла, были очки ночного видения, грубо поднял ее на ноги и повел по темному храму, ноги Робин едва не подкашивались при каждом шаге. Двери автоматически открылись, и она увидела освещенный звездами двор и почувствовала, как холодный ночной воздух обжигает ее кожу. Тайо грубо провел ее мимо резных дверей фермерского дома, затем к боковому входу, откуда открывалась лестница в подвал.
Они молча прошли через пустынный подземный лекторий. Тайо отпер вторую дверь, ведущую из комнаты с экраном, через которую Робин никогда раньше не проходила. В комнате было пусто, кроме небольшого стола, за которым стояли два пластиковых стула на металлических ножках.
— Садись туда, — сказал Тайо, указывая на один из стульев, — и жди.
Робин села. Тайо вышел, закрыв за собой дверь.
Охваченная ужасом, Робин боролась с собой, чтобы не заплакать, но проиграла. Облокотившись на стол, она закрыла руками свое покрытое синяками лицо и зарыдала. Почему она не уехала с Барклаем неделю назад? Почему она осталась?
Она не знала, сколько времени проплакала, прежде чем взяла себя в руки и попыталась медленно и глубоко дышать. Ужас от того, что она чуть не утонула, теперь затмился ужасом перед тем, что будет дальше. Она встала и попробовала открыть дверь, хотя знала, что она заперта, затем повернулась, чтобы оглядеть комнату, и увидела только пустые стены: ни вентиляционного отверстия, ни окна, ни люка, только одна очень маленькая круглая черная камера в углу потолка.
Робин знала, что должна думать, готовиться к тому, что будет дальше, но она чувствовала себя такой слабой после двадцатичетырехчасового голодания, что не могла заставить свой мозг работать. Минуты тянулись, Робин дрожала в мокром халате и думала, почему так долго. Возможно, другие люди были на грани того, чтобы утонуть в бассейне? Несомненно, на ферме Чепмен были совершены и другие правонарушения людьми, с которыми она никогда не разговаривала.
Наконец ключ повернулся в замке, и в комнату вошли четыре человека в халатах: Джонатан, Мазу, Тайо и Бекка. Уэйс занял кресло напротив Робин. Остальные трое выстроились у стены и наблюдали за происходящим.
— Почему, по-твоему, Дайю так сердится на тебя, Ровена? — спросил Уэйс спокойно и рассудительно, как разочарованный директор школы.
— Я не знаю, — прошептала Робин.
Она отдала бы все, чтобы заглянуть в сознание
— Я думаю, что знаешь, — мягко сказал Уэйс.
Наступила минутная тишина. Наконец Робин сказала:
— Я думала… об отъезде.
— Но это не рассердит Дайю, — с легким смешком сказал Уэйс. — Члены церкви могут свободно уходить. Мы никого не принуждаем. Ты, конечно, знаешь об этом?
Робин подумала, что он играет перед камерой в углу, которая, предположительно, также улавливает звук.
— Да, — сказала она, — наверное, да.
— Мы просим только чтобы члены церкви не пытались манипулировать другими людьми и не поступали с ними жестоко, — говорит Уэйс.
— Я не думаю, что я это сделала, — сказала Робин.
— Нет, — сказал Уэйс. — А как же Уилл Эденсор?
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — солгала Робин.
— После того, как он побывал с тобой в комнате уединения, — сказал Уэйс, — он попросил письменные принадлежности, чтобы связаться с человеком, которого он называл своей матерью.
Робин потребовалось все силы, чтобы изобразить недоумение.
— Зачем? — спросила она.
— Мы хотим, чтобы ты… — резко начал Тайо, но отец поднял руку, чтобы заставить его замолчать.
— Тайо… пусть она ответит.
— О, — медленно произнесла Робин, как будто только что что-то вспомнила. — Я сказала ему… о Боже, — сказала она, играя со временем. — Я сказала ему, что думаю… Вы будете сердиться, — сказала она, позволяя себе снова заплакать.
— Меня возмущает только несправедливость, Ровена, — тихо сказал Уэйс. — Если ты была несправедлива — к нам или к Уиллу, — то наказание будет, но оно будет соответствовать проступку. Как говорит нам И-Цзин, наказания не должны быть несправедливыми. Они должны быть ограничены целью, защищающей от неоправданных излишеств.
— Я сказала Уиллу, — сказала Робин, — что мне интересно, все ли наши письма передаются.
Мазу издала тихое шипение. Бекка покачала головой.
— Знаешь ли ты, что Уилл подписал заявление о прекращении контактов со своей семьей?
— Нет, — сказала Робин.
— Некоторые члены церкви, как Уилл, добровольно подписывают заявление о том, что они больше не желают получать письма от бывших объектов плоти. Шаг пятый: отречение. В таких случаях церковь бережно хранит переписку, которая может быть просмотрена в любое время, если член церкви захочет с ней ознакомиться. Уилл никогда не обращался с такой просьбой, поэтому его письма хранятся в надежном месте.
— Я этого не знала, — сказала Робин.
— Почему же он вдруг захотел написать матери после почти четырех лет отсутствия связи?
— Я не знаю, — сказала Робин.
Она дрожала, прекрасно осознавая прозрачность мокрого халата. Возможно ли, что Уилл держал в тайне большую часть их разговора? Конечно, у него были причины умолчать о том, что Робин владеет фонариком, поскольку он мог понести наказание за то, что не рассказал об этом раньше. Возможно, он также упустил упоминание о том, что она проверяла его веру?