Бегущая могила
Шрифт:
— Она хочет, чтобы он жил с нами, — сказал он Страйку, нахмурившись.
— Я сказала, что если мы продадим дом в Корнуолле, то сможем построить к дому пристройку, — сказала Люси своему брату.
— И потерять половину сада, — сказал Грег.
— Я не хочу, чтобы он попал в дом престарелых, — со слезами на глазах сказала Люси. — Джоан была бы противна сама мысль о том, что он может оказаться в доме престарелых.
— Ты что, собираешься бросить работу? — спросил Грег у своей жены. — Потому что если ему станет хуже, он будет работой на полный рабочий день.
— Я думаю, — сказал Страйк, — нам нужно провести полное медицинское
— Это просто откладывание дела на потом, — сказал Грег, чье раздражение, несомненно, объяснялось тем, что Страйк вряд ли будет испытывать дискомфорт от каких-либо изменений в условиях жизни Теда.
— Есть разные места, — сказал Страйк Люси, не обращая внимания на Грега. — Если бы мы устроили его в какое-нибудь приличное место в Лондоне, мы могли бы обеспечить ему регулярные встречи. Брать его с собой на прогулки…
— Тогда Люси будет бегать за ним, как будто он живет здесь, — сказал Грег, явно намекая на то, что Страйк вообще не будет бегать. — Он хочет остаться в Корнуолле, он так и сказал.
— Он сам не знает, что хочет, — пронзительно сказала Люси. — То, что случилось во вторник, было предупреждением. Ему больше небезопасно жить одному, с ним могло случиться что угодно — что, если бы он попытался уплыть на своей лодке?
— Именно это меня и беспокоило, — признался Страйк.
— Так продайте лодку, — сердито сказал Грег.
Разговор закончился, как и предполагал Страйк, без принятия какого-либо решения, кроме того, что Теда нужно показать специалисту в Лондоне. Поскольку Тед был измотан неожиданной поездкой в Лондон, он лег в девять, а Страйк вскоре после этого уехал, надеясь максимально выспаться, прежде чем встать и поехать в Торнбери.
Он решил не предупреждать Шери, или Кэрри, как она теперь называлась, о своем приезде, поскольку у нее была хорошо отработанная схема бегства и перевоплощения: у него было ощущение, что если он позвонит ей вначале, то она убедится, что ее не будет на месте. Страйк сомневался, что женщине, выкладывающей на Facebook бесконечные фотографии семейных выездов в Лонглит и Полтонс Парк для участия в школьных распродажах выпечки и маскарадных костюмов, которые она сшила своим маленьким дочкам, понравится напоминание о ее неблаговидном прошлом.
Страйк ехал по автостраде уже два часа, когда ему позвонила Таша Майо и спросила, почему Мидж больше не присматривает за ней, и попросила переключить Мидж на ее дело. Словосочетание “присматривать” никак не рассеяло слабые подозрения Страйка, что Мидж слишком сдружилась с актрисой, и ему не очень понравилось, что их клиент диктует ему, какой персонал они хотят закрепить за собой.
— Просто для меня более естественно, когда меня видят с другой женщиной, — сказала ему Майо.
— Если бы то, что предоставляло мое агентство, было частной охраной, и мы хотели сохранить это в тайне, я бы согласился, — сказал Страйк, — но не должно быть никаких совместных прогулок, учитывая, что то, что мы предоставляем, — это наблюдение…
К своему ужасу, он понял, что Таша плачет. У него сжалось сердце: похоже, в последнее время ему приходилось иметь дело с бесконечной вереницей плачущих людей.
— Послушайте, — всхлипывала она, — я не могу позволить себе и частную охрану, а она мне нравится, с ней я чувствую себя в безопасности, и я бы предпочла, чтобы рядом был кто-то, с кем я могла бы посмеяться…
— Хорошо, хорошо, — сказал Страйк. — Я верну Мидж
Хотя Страйку и не нравилось то, что он считал миссионерской жутью, он не мог притворяться, что со стороны Майо было неразумно хотеть телохранителя.
— Берегите себя, — неубедительно закончил он, и Таша отключилась.
Связавшись с замерзшей Мидж и сообщив ей новости, Страйк продолжил движение.
Через двадцать минут позвонил Шах.
— Ты ее нашел? — спросил Страйк, улыбаясь в предвкушении услышать голос Робин.
— Нет, — сказал Шах. — Она не появилась, а камень исчез.
Второй раз за две недели Страйк почувствовал себя так, словно по его кишкам проскользнул сухой лед.
— Что?
— Пластиковый камень исчез. Никаких следов.
— Черт. Оставайся там. Я на М4. Я буду так скоро, как только смогу.
Глава 81
Верхняя триграмма К’ан обозначает Абисмальное, опасное. Ее движение направлено вниз…
И-Цзин или Книга Перемен
Уже три ночи бдения проходили на ступенях храма, из-за чего Робин не могла покинуть свою кровать. В среду на смену девочкам пришли мальчики-подростки в длинных белых одеждах, а в четверг вечером у входа в храм заняли свои позиции настоятели храма. Мерцающее пламя их факелов освещало раскрашенные лица Джонатана и Мазу Уэйс, Бекки Пирбрайт, Тайо Уэйса, Джайлса Хармона, Ноли Сеймур и других, все они были с чернотой, намазанной вокруг глаз. Дайю появлялась ночью еще дважды, ее светящуюся фигуру было видно издалека из задних окон общежитий.
Призрак, бдительные фигуры на ступенях храма, постоянный страх, невозможность убежать или позвать на помощь — все это заставляло Робин чувствовать себя как в кошмарном сне, от которого она не могла проснуться. Никто не спросил ее о том, кто она на самом деле, никто не говорил с ней о том, что произошло в комнате уединения с Уиллом, никто не стал оспаривать ее объяснения, почему ее лицо распухло и покрылось синяками, и все это казалось ей скорее зловещим, чем обнадеживающим. Она была уверена, что расплата наступит в то время, которое выберет церковь, и боялась, что именно в этот момент произойдет Манифестация. Утонувший пророк разберется с тобой.
Она видела Уилла издалека, он с пустым лицом занимался своими повседневными делами, а иногда видела, как беззвучно шевелятся его губы, и понимала, что он напевает. Однажды она заметила, как он присел на корточки, чтобы поговорить с малышкой Цин, а затем поспешил прочь, когда Мазу пронеслась по двору с малышкой Исинь на руках. Робин по-прежнему сопровождали везде, куда бы она ни пошла.
В день Манифестации все члены церкви постились, а на завтрак им снова подавали горячую воду с лимоном. Руководители церкви, которые, по всей видимости, досыпали в доме на ферме после ночного бдения, оставались вне поля зрения. Измученная, голодная и напуганная, Робин кормила кур, убиралась в домиках и несколько часов провела в комнате для рукоделия, набивая плюшевых черепах для продажи в Норвиче. Она все время вспоминала, как легкомысленно попросила у Страйка отсрочки на день, если опоздает положить письмо в пластиковый камень. Если бы она не отмахнулась от него, то на следующий день за ней приехал бы кто-нибудь из агентства, хотя теперь она знала о ферме Чепменов достаточно, чтобы быть уверенной в том, что любого, кто попытается проникнуть через парадные ворота, ждет отказ.