Бегущая зебра
Шрифт:
Глава 11
Ранним утром Вальтро вышла из дому, чтобы окунуться в бассейне. Грета обычно выходила вместе с ней, но сейчас ее почему-то нигде не было видно. Немного удивившись, Вальтро начала обходить участок в поисках собаки.
В задней части двора, густо заросшей кустами лесного ореха, еще со времен строительства этой дачи сохранились две деревянные будки — туалет и душевая. Дверь душевой былараспахнута, в полутора метрах перед ней на низкой треноге стоял фотоаппарат и с интервалом в 3–4 секунды выбрасывал вспышки. В метре за треногой сидела Грета и с любопытством
— Зачем ты это делаешь? — спросила Вальтро.
— Для школьного фотоальбома, — усмехнулась Юлия. — Хочешь сфотографироваться?
— В таком виде? — спросила Вальтро.
— Можно и в таком, — ответила Юля. — Спасибо, нет, — сказала Вальтро и добавила словами Жоржика: — Я не хочу, чтобы моими фотографиями вытирали задницу бродяги на мусорнике.
— Какие глупости, — Юлия встала, извлекла из вороха одежды, сваленной на траве, пачку сигарет и снова опустилась на порог, одеваться она не собиралась.
— Могу тебя уверить, что такого не произойдет. На твои фотографии могут попасть разве что брызги спермы. Но это же тебе не повредит? — Она тихо рассмеялась.
— Может, и не повредит, — усмехнулась Вальтро, — но зачем мне это нужно?
— Когда на твоих прелестях концентрируются мужчины, это придает тебе силу, — убежденно сказала Юлия.
— Ты веришь в такую чепуху? — удивилась Вальтро.
— Это не чепуха, — возразила Юлия. — Обнаженность — это признак и аккумулятор силы. Здесь действует принцип иконы, чем больше концентрации, тем сильнее предмет поклонения.
— Для этого надо быть предметом поклонения, — заметила Вальтро.
— Для этого достаточно наклониться раком, — рассмеялась Юлия. — Ты, наверное, видела не так уж много голых женщин, сестричка, — она выпустила струйку дыма из угла губ, — иначе ты не заглядывала бы мне между ног. Ты женщина, тебя не могут интересовать мои прелести, и все равно интересно. Представь, как туда смотрят мужчины.
— Я женщина, — резковато ответила Вальтро. — Я сравниваю. И нахожу, что то, чем ты хвастаешься, у меня лучше.
— Сильно сомневаюсь, — фыркнула Юлия. — И ты сомневаешься. Иначе не стала бы и сравнивать. Пока не увидишь себя со стороны, всегда будешь сомневаться.
— Для этого не обязательно раздвигать ноги перед объективом, — сказала Вальтро. — Можно это сделать и перед зеркалом.
— Или перед гинекологом, — расхохоталась Юлия. — Пока ты не станешь в полный рост перед объективом, ты всегда будешь слабой и неуверенной в себе. Можешь мне поверить, у меня есть опыт, — она отщелкнула окурок в кусты. — Ты сильная, когда ты голая и ничего не боишься. Когда ты знаешь, что можешь сбить с ног кого угодно своей пиздой. А когда твое оружие — это твои трусы, ты жалкая клуша, даже если и делаешь крутое выражение лица. Понятно?
— Не понятно, — агрессивно возразила Вальтро. — Мне не обязательно снимать трусы, чтобы сбить кого-то с ног. Я твердо стою на своих ногах, и мне не надо делать крутое выражение лица.
— Да ты его уже делаешь, — ухмыльнулась
Вальтро ошеломил напор ее слов. Она помнила Юлию еще бледной ссыкухой и никак не ожидала такого поворота тела — и по такому незначительному поводу. Но в словах Юлии были страсть и убежденность, был вызов, который требовал в ответ чего-то болеевесомого, чем слова. Вальтро быстро сбросила на землю то немногое, что на ней было надето.
— Ну, — сказала она, стараясь быть насмешливой, — что еще надо сделать, чтобы стать сильной, — встать раком?
— Выпрямиться во весь рост! — Юлия вскочила на ноги. — Перестань крючиться, прикрывая свою шмоньку, и в тебя перестанут тыкать пальцем. Все презирают бабу, которую можно унизить взглядом. Покажи им, смотри им в лицо — и они все встанут раком.
— Кто все? — спросила Вальтро.
— Все! — почти выкрикнула Юлия. — И мужчины, и женщины. Голых все боятся, сестричка, потому что голые не боятся ничего!
— Валя — серьезная девочка, — сказала Нелли за завтраком. — Возможно, общение с ней пойдет Юльке на пользу.
— А что, Юлька — плохая девочка? — спросил Жоржик.
— Не то, чтобы плохая, — Нелли пожала плечами. — Но у нее есть задатки. Как и у мамы.
— Как и у бабушки, — продолжил генетический ряд Жоржик.
— Бабушка работала всю жизнь! — возмутилась Нелли. — И ни у кого не сидела на шее.
— Ну и что ты наработала? — спокойно спросил Жоржик. — Пусть уж лучше она сядет кому-нибудь на хрен — и будет богатой и счастливой.
— Сесть на хрен — это еще не гарантия счастья, — сварливо ответила Нелли. — Это гарантия очень больших неприятностей в будущем, уж мне ли не знать.
— Так не брызгай слюнями, а помоги ей выбрать правильный хрен, раз ты такая умная, — не менее сварливо заметил Жоржик. — Серьезная девочка Валя ей никак в этом помочь не сможет, — добавил он. И будучи правым в деталях, сильно ошибся.
Чувственность Вальтро была разбужена в чрезвычайно раннем возрасте — насильственно. В течение последующих оранжерейных лет надорванный бутон закрылся, превратившись в бомбу замедленного действия. То, что другие девочки познавали постепенно и взрослея, Вальтро не хотела познавать. Отвращение к мужчинам завязло в ней на уровне подсознания. Ко всем, кроме Жоржика, который мужчиной не был. В свои семнадцать с половиной она знала о сексе все, кроме той половины, которая относится к физической чувственности. Но эта половина, темная половина, спрятанная от света ее глаз, разбухала непомерно, отравляя ее ядом причудливых фантазмов и неисполнимыхжеланий. Никто не знал об этом, даже Жоржик, но в конце каждого лунногомесяца она почти сходила с ума в своей мокрой и скомканной постели, она грызла пальцы, но пальцы не могли выпустить то, что рвало ее изнутри. Вальтробыла не просто зрелой женщиной, чрезвычайно сильной физически, — она была сверхчувственной женщиной, наглухо закупоренной волею обстоятельств, это не могло продолжаться долго, это должно было взорваться — и оно взорвалось.