Бек: политический роман
Шрифт:
Здесь же, на окраине городка, в самых его бедных кварталах, ютились и русские, семьи белой эмигрантской волны, выброшенные по воле рока, будто рыбы, на чужой азиатский берег.
В основном это были офицеры и их семьи, кочевавшие в поисках лучшей жизни между Турцией и Сирией.
Основные рабочие места в городе давал торговый порт и развивавшееся металлургическое производство, на котором уже было задействовано около полутысячи человек. Но все же работы на всех не хватало.
И русские, не имевшие средств для открытия частной торговли
Соотечественники старались держаться вместе. Члены их семей одевались в поношенную, но всегда чистую и опрятную одежду. Офицеры продолжали упорно облачаться в залатанные военные мундиры, носимые без погон, и при встрече подтягивались, приветствуя друг друга по-военному.
Когда молодой человек увидал их в первый раз, его сердце заныло в груди от невыразимой жалости. Ведь это были его соотечественники, покинувшие Россию против своей воли, опасаясь за свою жизнь и судьбу своих родных! Эти люди были частью его Родины, частью его самого!
Ах, как трудно было молча идти прочь, не меняя выражения лица, слыша родную речь!
Он, секретный агент НКВД, нелегал, и сам прекрасно понимал, что ему как можно реже следует появляться в этом районе города. Но ноги не слушались и несли его сюда сами собой, будто вышедшие из подчинения кони!
В русском районе стоял православный храм, единственный среди десятка городских мечетей. По воскресеньям в нем звонил колокол, и люди валили на службу семьями, а выходя на улицу, радостно поздравляли друг друга с причастием.
Настоятель храма, отец Николай, был мужчиной высоким и статным. Когда он, в черном подряснике и с православным крестом на груди, шел по извилистым пыльным улочкам портового городка, колоритный и мощный, с гордо посаженной головой, все, включая и мусульманское население, почтительно уступали ему дорогу, кланяясь.
Мусульманское и православное духовенство знало и уважало друг друга.
Синагоги же в городе не было.
Азат уже полгода служил помощником имама мечети аз-Зарка.
Ее настоятель Ахмед бен-Саид – мужчина требовательный, любивший во всем порядок, обращал пристальное внимание на поведение правоверных в мечети, особенно молодежи.
– Мечеть – это дом Аллаха Всевышнего! А вы сюда болтать приходите! – отчитывал он двух молодых людей, уныло разглядывавших узоры ковра на полу. – Что надо сказать, когда входишь в мечеть и покидаешь ее?!
Не дождавшись ответа и гневно сверля глазами ослушников, имам продолжал поученье:
– Сунна учит, что, входя в мечеть, мусульманин просит Всевышнего: «О, Аллах! Открой мне двери твоей милости!» – и призывает благословение на Пророка, а уходя, вновь просит: «О, Аллах! Поистине, я прошу твоей милости!», а потом снова призывает благословение на Пророка, мир ему! Ну-ка, повторите!
Сбиваясь и перебивая друг друга нестройными голосами, друзья кое-как выполнили требование священника и были отпущены со словами:
– И совершать
В сущности, настоятель мечети был человеком не злым, призывал помогать бедным и быть рачительным.
Ценя в людях дисциплинированность, он с вниманием приглядывался к своему новому помощнику. И чем больше проходило времени, тем больше он, человек одинокий, привязывался к тактичному и образованному, невесть откуда свалившемуся на него молодому парню.
Все в нем устраивало Ахмеда. Молодой человек был послушен и в большом, и в малом, надежен. На него вполне можно было оставить мечеть, отправившись домой, на отдых, – парень никуда не спешил. К тому же у имама не было никаких сомнений в том, что юноша набожен и начинает совершать свой намаз, как и положено, – на рассвете (аль-фаджр, обычно в 5 часов утра), преклонив, таким образом, колени не менее шести раз за день.
Азат хорошо знал Коран и быстро постигал сунну. Стойко постился в священный месяц Рамадан, о чем красноречиво свидетельствовала бледность его кожи и осунувшееся лицо.
«Вот только откуда он?» – задавал себе вопрос имам и тут же спешил успокоить свою тревогу: ведь его прислал сам хозяин, шейх Абдул Разак! Правда, в своем письме он предлагал присмотреться к парню, но и только! За все время, пока молодой человек ходит в мечеть, у него не было к нему никаких замечаний!
Что же касается Азата, то он, в свою очередь, старался прижиться в мечети и заслужить доверие настоятеля. Он прекрасно понимал, что за ним поглядывают, и поэтому не позволял себе никаких вольностей, вплоть до дневного отдыха, всецело посвящая себя духовной учебе. А если и отдыхал, то непременно с Кораном или Сунной в руках.
Молодой человек замечал, что ничего не проходит мимо зорких глаз имама.
За время своей учебы Азат быстро разобрался в крайней неоднородности мусульманской общины Александреттского санджака (района), входившего в Халебский вилайет. Район был густо населен, около 220 тысяч человек, а вся умма делилась на три этнические группы: турок, арабов и курдов.
Самая большая часть приходилась на турок – около 90 тысяч человек. Арабы – сунниты санджака были по отношению к ним в меньшинстве, едва доходя до трети от их числа. Что же до курдов-суннитов, то они и вовсе оставались в меньшинстве абсолютном.
Все эти этнические группы жили разрозненно и занимались разной хозяйственной деятельностью. Их объединяло только одно – ислам.
Но и в религии были свои подводные камни в лице небольшой общины шиитов, которые не признавали над собой власти суннитских имамов, а были ориентированы на иранских аятолл.
К ним было приковано самое пристальное внимание Азата. Он вскоре установил, что шииты санджака в основном приверженцы исмаилитской ветви ислама.
Таких традиционное суннитское духовенство всегда считало самыми опасными из еретиков!