Белая богиня
Шрифт:
Как же ей тогда поклоняться? Донн предвидел эту проблему в своем раннем стихотворении "Первоцвет". Он знал, что первоцвет посвящен Музе и что "таинственное число" его лепестков — знак женщины. Должен ли он любить шестилепестковую или четырехлепестковую Богиню, которая не больше и не меньше, чем земная женщина? Он выбрал пять лепестков и наукой чисел доказал, что женщина, если хочет, может иметь полную власть над мужчиной. Но об увенчанной лотосами Богине в коринфских мистериях говорилось задолго до того, как эта фраза была отнесена на счет идеально доброго Бога-Отца: "Служение ей есть идеальная свобода" [249] . И вправду, Богиня никогда ни к чему не принуждала, но дарила или отнимала свою милость в зависимости от того, правильные или неправильные подарки несли ей ее сыновья и возлюбленные — и эти подарки они выбирали по собственному усмотрению, а не под ее диктовку. Ей должно поклоняться в ее пяти ипостасях (считайте хоть лепестки лотоса, хоть примулы): Рождение, Инициация, Совершенство, Покой, Смерть.
249
Фраза заимствована святым Августином из обращения Лусия
Можно возразить, что мужчина так же достоин божественности, как женщина. Это правильно, но только в одном случае. Он божествен не как одно существо, а только как один из двойни. Например, Осирис, Дух Прибывающего Года, всегда ревнует к своему двойнику Сету, Духу Убывающего Года, и наоборот. Он не может быть ими обоими одновременно, разве что интеллектуальным усилием, которое разрушает его человеческую сущность, и это главный порок культа Аполлона или Иеговы. Мужчина — полубог, потому что всегда стоит одной ногой в могиле, а женщина божественна, потому что может держать обе ноги в одном месте, будь то на небе, или под землей, или на земле. Мужчина завидует ей и лжет себе о своей целостности, отчего делает себя несчастным, ибо если он божествен, то она даже не полубогиня, а обыкновенная нимфа и его любовь к ней оборачивается насмешкой и ненавистью.
Женщина поклоняется младенцу мужского пола, а не взрослому мужчине: это доказательство ее божественности и зависимости мужчины от нее в течение всей жизни. Тем не менее, она страстно заинтересована во взрослых мужчинах, потому что любовь-ненависть, которую Осирис и Сет питают друг к другу из-за нее, — дань ее божественности. Она старается удовлетворить обоих, но может сделать это лишь с помощью поочередного убийства, а мужчина видит в этом свидетельство ее неколебимой лживости, а не своих собственных противоречивых притязаний на нее.
Довольно часто поэты протестовали против ее власти, например Аллан Рамсей в "Богине ленивых" ("Ласковый пастух", 1725):
Богиня суетных, слепых и вялых! В алтарь и храм в профанных ритуалах Твой грешный дух входил и осквернял их. Алтарь? Он стал святилищем, но скверны! Под маскою святыни лицемерно Лицо таится похоти безмерной! О низменная! Следом за тобою Нижайшие тебя идут гурьбою: Ты — повод к их распутству и разбою. Души и тела порча ты. Врагиня Рассудка и любовных краж богиня. Куда ни ступишь ты — везде пустыня. Ты с дочерью сравнима океана: Маня водой спокойной капитана, Его ты губишь в шуме урагана. Вихрь вздохов, водопады слез соленых И волны упований сокрушенных Ты для людей готовишь обреченных. Ты — власть, и повеленьями своими Заставила бы мир сменить ты имя, Будь благодатными они — не злыми. Мать бурь и гнева! Се — влюбленных двое, Подумай, горе им несешь какое! Не хвастай силой, их оставь в покое.(Перевод А. Шараповой)
Но чем дольше откладывается ее приход, чем истощеннее становятся стараниями человека земля и море, тем немилосерднее будет ее пятиликая маска, тем меньше свободы она даст полубогу, которого изберет своим временным представителем. Попробуем представить ее заранее, вообразив все самое худшее:
Вверху Полярная Звезда, Путь Млечный и Медведицы; Внизу лягушки у пруда В испуге Страшного Суда Сошлись, чтоб исповедаться. Там тень ольхи — как пред Крестом Тень Господа склоненная, Глаз филина горит огнем, От их скачков круги кругом — И льется песнь бессонная. Но цапля с красною серьгой С утра придет охотиться И клювом, точно острогой, Десяток уложив, другой, В(Перевод А. Шараповой)
Мы задолжали ей сатиру в память человека, который первым поколебал равновесие европейской цивилизации, посадив на трон капризного и деспотичного мужчину по имени Зевс и лишив трона Фемиду с ее чисто женским стремлением к порядку. Греки знали его как Птерсея Разрушителя, убившего горгону воинственного царя из Азии, дальнего предка разрушителей Александра, Помпея и Наполеона.
То меченосец узкогубый, Губитель ближних узкобедрый, Шутами славимый сугубо: Покров его — броня стальная, Он путь на запад держит бодро, Красою колесниц блистая… Таков ли ты, стяжатель трона Любвеобильного владыки, Сложившего Луне исконно, Хромец, всегда обутый в злато, Большой петух, манок великий Для каждой курицы хохлатой! Ты в капюшоне златолунном, Как будто дурень одичалый, Позволил стыть печам чугунным И меч свой отдал при набеге — Страж поля, где земля пускала Единодушные побеги. Наложница твоя украдкой С ростовщиками веселится, И вечером на пир ваш гадкий На звере с головой людскою Священник бледнолицый мчится — Луна смеется над тобою.(Перевод А. Шараповой)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ. Постскриптум 1960 года
Меня часто спрашивают, как я взялся писать "Белую Богиню". История такова.
Хотя по призвании я поэт, но на жизнь зарабатываю прозой — биографиями, романами, переводами с разных языков. С 1929 года мой дом на Майорке. Временно покинув остров из-за гражданской войны в Испании, я колесил по Европе и Соединенным Штатам, и вторая мировая война застала меня в Англии, где я оставался до конца войны, а потом вернулся на Майорку.
В 1944 году в деревне Галмптон в Девоншире я уходил от современности, работая над историческим романом об аргонавтах, как вдруг совершенно неожиданно моя работа прервалась. Некая навязчивая идея вынудила меня заняться предметом, которого я тогда совсем не знал и не понимал. Я прекратил прокладывать на огромной военной карте Черного моря курс (по подсказке мифографов) корабля аргонавтов, которые плыли из Босфора в Баку и обратно. Вместо этого я стал думать о загадочной Битве деревьев, которая случилась в древней Британии, и всю ночь не мог найти покоя, и весь следующий день, так что мое перо едва поспевало за моими мыслями. За три недели я написал книгу в семьдесят тысяч слов и назвал ее "Косуля в чаще".
Я не мистик и всегда избегал участия в колдовстве, спиритических сеансах, упражнениях йоги, не слушал предсказаний, не верил в автоматическое письмо и так далее. Я веду простой нормальный крестьянский образ жизни в кругу моей семьи и большого числа психически здоровых и умных друзей. Я не принадлежу ни к религиозному культу, ни к тайному обществу, ни к философской секте, и я также не доверяю своей исторической интуиции, если ее нельзя проверить фактами.
Занимаясь книгой об аргонавтах, я обнаружил, что Белая Богиня Пелиона становится все более важной для моего повествования. Кроме того, в моей рабочей комнате хранилось несколько западноафриканских медных вещичек (я купил их в Лондоне) — гирек для золотого песка, в основном фигурки животных, и среди них — горбун, играющий на флейте. Еще у меня была медная шкатулка с крышкой для хранения (как сказал торговец) золотого песка. Горбуна я поставил на шкатулку. Он и теперь там. Но я десять лет ничего не знал ни о нем, ни об изображении на крышке шкатулки. А потом я узнал, что горбун был герольдом у царицы-матери некоего Аканского государства и что каждая царица-мать (даже сегодня их есть несколько) объявляет себя инкарнацией Тройственной Богини луны Нгаме. На крышке же шкатулки была изображена спираль, касавшаяся одним концом прямоугольной рамки, которая имела по девять зубцов на каждой стороне, и это значило: "Нет никого могущественнее во вселенной, чем Тройственная Богиня Нгаме!" Фигурки и шкатулку сделали до того, как британцы захватили Золотой берег, мастера, служившие Богине, и они считались магическими.
Ладно. Считайте это совпадением. Не думайте о связи между горбуном-герольдом на шкатулке (возвещающим верховную власть аканской Тройственной Богини и стоящим в круге медных зверушек — аканских клановых тотемов) и мной, который вдруг подпал под власть европейской Белой Богини, написал о ее тотемах в контексте истории об аргонавтах и погрузился в древние тайны ее культа в Уэльсе, Ирландии и по всему миру. Я совершенно не представлял, что шкатулка прославляла богиню Нгаме и что греки Эллады, включая древних афинян, были одних корней с людьми Нгаме — ливийскими берберами, известными как гараманты, ушедшими в одиннадцатом веке нашей эры на юг к Нигеру из Сахары и там ассимилировавшимися с неграми. Не представлял я и того, что Нгаме — богиня луны и что греческая и западноевропейская Белая Богиня имели с ней общие черты. Мне было известно лишь то, что Геродот считал ливийскую Нейт — Афиной.