Белая борьба на северо-западе России. Том 10

Волков Сергей Александрович

Германцы, отступив от Риги, укрепились на линии речки Миссы и реки Курляндской Аа до Шлока. Между германскими и латышскими передовыми постами лежала нейтральная зона. Для проезда из Риги в Митаву и обратно требовалось на каждый раз разрешение как германских, так и латышских властей. Поезда между этими городами не ходили вовсе. В Риге уже летом распространялись тревожные слухи о предстоящем наступлении немцев на Ригу.

Июль 1919 года

Пока происходили все эти события в июне месяце, силы русского отряда стали быстро расти. Из Германии и из Польши, где была организована целая система вербовки и отправки русских военнослужащих, еженедельно прибывали пополнения. Вследствие этого роты могли быть переименованы в батальоны. Сила батальонов была: 1-й батальон – 800 штыков, 2-й – 400 штыков, а 3-й – 300 штыков. Кроме того, был сформирован стрелковый дивизион из 250 спешенных кавалеристов. При отряде имелся эскадрон в 100 коней, одна 4-орудийная полевая и такая же гаубичная батареи, броневой

взвод с одним броневиком и авиационный отряд с тремя аппаратами. Сформирован был кадр железнодорожного батальона и бригада по эксплуатации железной дороги. Отряд разросся до 3500 человек.

Прибыли также из Германии полковники Бермонд³⁰ и Вырголич³¹ с предложением сформировать отряды с подчинением высшему командованию начальника русского отряда. Формирование этих отрядов происходило в Митаве. Полковник Бермонд дал своему отряду название «Отряд имени графа Келлера». По принципам формирования Бермонд расходился с принципами, принятыми в русском Либавском отряде. В последнем штаты штабов были сокращены до минимума, в отряд принимались офицеры исключительно русской службы, и то с большим разбором; тыловые учреждения были доведены до минимальных размеров, и все пополнения по получении обмундирования немедленно отправлялись на фронт, где вливались в строевые роты. Полковник Бермонд считал целесообразным начать с формирования многочисленных штабов, принимая добровольцами без разбора – офицеров, солдат как германской службы, так и русских, гонясь за количеством в ущерб качеству, и полагал, что формирования должны производиться все в глубоком тылу до того момента, когда отряд разрастется в крупную единицу. Благодаря такой системе формирование отряда не было закончено летом, то есть в период, когда климатические условия могли бы позволить предпринять наступление на большевиков, хотя номинальная сила отряда уже в августе достигла 4 или 5 тысяч человек³².

То же следует сказать о полковнике Вырголиче, который, начав формирование в Митаве, продолжал его в Шавлях³³. Сила его отряда была не более 1500 человек.

Все три отряда, а именно: Либавский (Ливенский), 2-й имени графа Келлера (Бермонда) и 3-й полковника Вырголича объединились в один Западный корпус³⁴ Северо-Западной добровольческой армии.

Ввиду сложившихся обстоятельств, я решил 2 июля выписаться из городской больницы и переехал на моторной лодке в Митаву, где был встречен выстроенными по набережной военными частями полковника Бермонда и Вырголича. Досадно мне было здороваться с этими удалыми истинно русскими частями лежа на носилках. Хотелось повести их скорее в бой, вместо того чтобы сидеть в тылу в Митаве. Закипела организационная работа, началось формирование штаба корпуса, получившего название Западного корпуса Северной (Северо-Западной) армии. Начальником штаба корпуса мною был назначен Генштаба генерал-майор Янов³⁵, артиллерийская часть была поручена полковнику Беляеву, судебная – полковнику Энглеру³⁶, дело передвижения – действительному статскому советнику Зеля³⁷, интендантством заведовал полковник Колошкевич, контрразведкой – капитан Шнее, инженерной частью – полковник Ионас, санитарной – д-р Стороженко; казначеем был чиновник Родкевич, адъютантами штаба корпуса – капитан барон Будберг³⁸ и поручик Бакке.

Пришлось руководить распределением пополнений, приходивших почти ежедневно из Германии, распределяя их возможно справедливее между отрядами Бермонда, Вырголича и моим собственным. К сожалению, полковник Бермонд уже в это время подчинялся мне неохотно, вкрадывался в доверие германского штаба, генерала графа фон дер Гольца и получал снабжение более обильное, чем отряды Вырголича и мой собственный. Даже оклады у Бермонда оказались повышенными, чем он вызывал неудовольствие у чинов других русских отрядов, переманивая их к себе. Очевидно, он гнался за количеством, а не за качеством, так как переходили к нему те, которым германская марка была дороже совести; лучшие же люди оставались в своих отрядах, с которыми сроднились.

29 июня ст. ст. (16 июля н. ст.), в день святых апостолов Петра и Павла, был молебен и парад по случаю именин Павла Рафаиловича Бермонда. Так как я был слишком слаб, чтобы присутствовать на параде, полковник Бермонд приказал привести части на улицу, где я жил. Я, поздоровавшись с войсковыми частями, пропустил их церемониальным маршем мимо себя и имел великое удовольствие видеть молодцеватых русских солдат с их офицерами, напоминавших выправкой и дисциплиной добрые старые времена.

После парада полковник Бермонд дал завтрак, на котором присутствовал и граф фон дер Гольц. Со слов присутствовавших, полковник Бермонд за завтраком заявил, что его настоящая фамилия не Бермонд, а князь Авалов, и граф фон дер Гольц первый поднял бокал за здравие князя Авалова.

Мой старый отряд был в это время рассеян по нескольким стоянкам. Штаб отряда с полковником Дыдоровым находился в Митаве, здесь же находилась вновь сформированная гаубичная батарея капитана Андерсона, спешенный кавалерийский дивизион подполковника Казакова³⁹, эскадрон кавалерии и 2-й, под командою генерал-майора Верховского⁴⁰, стоял в Риге. Первый же и третий батальоны под командою подполковника

Яновича-Канепа с легкою батареей находились в Либаве для поддержания порядка в городе и порту, после того как немцы увели оттуда свои войска. Сделали же мы это ввиду того, что среди германцев упорно поддерживалось убеждение, что Версальский договор не будет подписан и что военные действия должны будут вскоре возобновиться. Нахождение германских частей в Либаве в то время, как на рейде стоял союзнический флот, повлекло бы гибель всего гарнизона, а потому граф Гольц приказал вывести войска на восток из города, сохраняя в своих руках станцию Прекульн, откуда во время войны построена была немцами железная дорога на Мемель-Тильзит. Подполковник Канеп в Либаве снабжался союзниками или, вернее сказать, англичанами и сумел поставить себя с ними настолько хорошо, что надеялся отделиться совершенно от штаба отряда, стоявшего в Митаве. Его интриги вредно повлияли на настроение этой лучшей части всего отряда, но успех он имел лишь временно, пока состоял начальником Либавского гарнизона. Подчиненные ему части прекрасно показали себя в Либаве и оставили о себе отличную память, но полковник Канеп, долженствовавший остаться вне политики, переусердствовал: выставил при приезде Ульманиса почетный караул и дозволил некоторым чинам отряда участвовать в хулиганской выходке при разрушении германского памятника у Либавского кургауза.

В течение июля вокруг меня сосредоточилась кипучая организационная работа. Генерал граф фон дер Гольц, понимая, что германцы не долго смогут оставаться в Прибалтике, обратился к генералу Гурко⁴¹, находившемуся тогда в Берлине, с предложением организовать русский Западный фронт. После его отказа приехал генерал Бискупский⁴², но не сговорился ни с графом фон дер Гольцем, ни с полковником Бермондом. Приезжал также Гучков, который, вопреки своей деятельности по разрушению дисциплины в нашей армии в 1917 году, теперь заговорил о воссоздании армии и общей борьбы с большевиками, путь коих был подготовлен приказами по армии того же Гучкова в 1917 году. Приехал и сенатор Бельгард с докладом о деятельности вербовочного бюро в Берлине. Он указал на затруднения, чинимые ему как со стороны самих русских, так и со стороны союзников и известных немецких групп. Приезжал также штабс-ротмистр князь Ширинский-Шихматов⁴³, с которым удалось наладить отправление эшелонов русских воинских чинов из Польши в Митаву. Благодаря содействию союзнических миссий в Варшаве и предупредительности германских пограничных властей дело это великолепно наладилось, в Митаву прибывало до двух эшелонов в неделю, и в Польше записалось в мой отряд до 15 000 добровольцев. В помощь князю Ширинскому-Шихматову я откомандировал нескольких надежных офицеров, и с половины июля пополнения стали поступать ежедневно.

Кроме всех этих лиц, ко мне приходили многие старшие офицеры германской службы. Они желали поступить на русскую службу вместе с вполне готовым вооруженным отрядом. Политические условия не позволяли мне в это время принять такого рода предложения. Я желал сохранить подчиненные мне части русскими, полагая, что воссоздание России должно быть делом наших же рук. Прими я в это время услуги германских добровольцев и финансовую поддержку крупной германской промышленности, мне легко было выставить смешанную армию в 200 000 человек. Но вопрос: спасло ли бы это Россию?

Совершенно иным делом была разработка плана продвижения вверенного мне корпуса на противобольшевистский фронт. Я полагал, что ввиду обострившихся отношений германцев к латышам наступление русских частей на противобольшевистский фронт должно быть проведено минуя Ригу и Центральную Латвию. Я считал продвижение возможным лишь на левом (южном) берегу реки Западной Двины вдоль Московско-Виндавской железной дороги. На высоте Крейцбург – Якобштадт могли, по моим предположениям, начаться совместные действия в соприкосновении с правым флангом латвийской армии. Главным препятствием этого направления было отсутствие мостов через реку Западную Двину, так как оба железнодорожных моста у Крейцбурга и у Двинска были взорваны. Об этом плане у меня нередко были совещания с графом фон дер Гольцем, убежденным в том, что это продвижение было единственным, могущим спасти положение генерала Юденича на Нарвском фронте.

Не имея долгое время известий от генерала Юденича, я в начале июля откомандировал в Финляндию двух офицеров, а именно полковника Беляева и подполковника Бириха, с рапортом о сформировании Западного корпуса и с подробным докладом об общем положении. Но эти офицеры еще не успели вернуться из командировки, и самое формирование корпуса еще не было окончено, когда 9 июля было получено от генерала Юденича приказание о немедленном переводе на Нарвский фронт всего отряда по очищении его от германофильских элементов. Первый Ливенский отряд, не имея в своих рядах германцев, мог быть весьма быстро отправлен на север, требовалось лишь около 10 дней для приведения материальной части в исправность. Но тут, к удивлению всех, было получено из Либавы известие, что распоряжением генерала Гофа 1-й и 3-й батальоны без обозов и без артиллерии и без приказания командующего отрядом поспешно были посажены на английский транспорт и отправлены в Нарву. Трудно объяснить себе эту поспешность, связанную с бестактностью, иначе, как желанием генерала Гофа скорее освободить Либаву от присутствия весьма популярного в городе русского отряда. Эта бесцеремонность вызвала сильное брожение среди всех чинов отряда и повлияла на настроение в весьма отрицательном смысле.