Белая дорога
Шрифт:
Эти горестные размышления несколько рассеяли мое внимание, так что патруль я заметил, лишь когда перед лицом у меня заблестел клинок. Было их почему-то трое, а не шестеро, думаю, они просто разделились, обходя свой участок. Так или иначе…
Я вежливо отвел шпагу в сторону и, шагнув вперед, изо всех сил наступил офицеру на ногу. Он взвыл дурным голосом и выпустил из рук оружие. Тогда я захватил его за верхний и нижний края панциря и швырнул в объятия его же товарищей. Получилось очень эффектно, но, вопреки ожиданиям, все трое очень быстро оказались на ногах.
После увлекательной пробежки по ночному городу я забился в какую-то подворотню и попытался отдохнуть, а заодно собраться с мыслями. Хватит дергаться. Что мне известно? Противостоят армия и порт. Значит я пойду в порт. Опоздаю, так опоздаю. Только тут я сообразил, что забрался уже довольно далеко, к счастью, в нужную сторону.
Я услышал звонкое «грум-грум» и высунулся из своего укрытия. Мимо маршировал, непривычно делая отмашку и усердно чеканя шаг, взвод солдат, облаченных в ту же, что и у патрульных, форму. Шли в сторону порта, и я, не долго думая, пристроился сзади. А что? Солдатня не оборачивалась, а встречный патруль вряд ли решится делать замечания, даже если заметит, что за взводом топает «хвост». Главное, держаться нагло.
Дорога — широкая, мощенная камнем, с трогательными канавами для слива нечистот, шла под уклон. Сто лет назад тогдашний король си-Генчен, решил расширить город, возвел дамбу. Теперь нижний город — не порт, а именно город, главным образом склады и лавки, — стоял ниже уровня моря. Там было темно, с высоты я различал лишь два или три горящих внизу огонька. Зато порт светился целым морем огней — факелы, костры и заморские светильники, различимые даже отсюда по веерам огненных искр. Комендантский час там явно не соблюдали.
Дойдя до старой пристани, места, где раньше начиналось море, командир остановил солдат и неожиданно тонким голосом велел им рассыпаться. Я счел за благо исчезнуть, и после недолгих раздумий взобрался на крышу какого-то здания — о лучшем наблюдательном пункте нельзя было и мечтать.
Офицер между тем быстро и со знанием дела расставлял своих людей. На дороге он разместил пятерых — с факелами и на виду, а справа и слева в переулочках и без всяких факелов — остальных. Кого-то он ждет, подумал я. Кто-то должен выбежать из нижнего города, очертя голову, шарахнуться от солдат в переулки и…
И там умереть. И не только там — я заметил, как справа и слева заплясали на стенах огни факелов, зазвенело оружие и задвигались тени.
В порту что-то ярко вспыхнуло; взметнув ослепительное облако искр, и через несколько секунд донесся глухой удар. Пороха в Онизоти не знали, так что, думаю, они подожгли горючее для своих чертовых искрилок — порошок с большим содержанием магния. Затем огни порта пришли в движение, словно огненная лава, перелившись через край вулканического кратера,
Солдаты не двигались с места, безучастно наблюдая, как в нижнем городе набирает силу огненный водоворот. Мне ничего не оставалось, как ждать событий и надеяться, что до рассвета мои стражи покинут свой пост. А ведь там где-то Шанди…
Внизу гулко ударил колокол и звонил некоторое время. Затем он умолк, но вспугнутые шумом птицы долго еще кружили в темной вышине. Затем одна из них села на крышу в двух шагах от меня — нечто вроде крупной чайки, черной как смоль, с белым пятном на груди. Она посмотрела в мою сторону и, издав недовольный крик, взлетела.
Развязка наступила под утро. Вдали, над черной линией дамбы, вспыхнуло ослепительное пламя. Пожалуй, из всех, кто мог это видеть, лишь я знал или догадывался, что произошло. Выходит, порох им все-таки известен…
— Крут же ты, си-Турман, — произнес я медленно. Потопить в море тысячу, а то и две ни в чем не повинных жителей…
Лежа на самом краю крыши, я смотрел, как ворвавшееся в пролом дамбы море, невидимое в темноте, гасит огни, зажженные мятежниками. Если бы ты учился у черного клана, си-Турман, они бы гордились своим учеником…
Первые беглецы показались через пятнадцать минут, и солдаты прикончили их на месте. Затем хлынула основная масса — мокрых, шатающихся из стороны в сторону — и тут началась бойня. А снизу, метр за метром, приближалась вода, такая спокойная, что даже не верилось. Итак, Турман захватил власть и уничтожил оппозицию.
Примерившись, я спрыгнул с крыши, отшиб пятки и, не удержавшись, упал на четвереньки. Выпрямился — и вынужден был упасть вновь, уворачиваясь от палача.
— Ты всегда бьешь в спину? — поинтересовался я, скрещивая свою шпагу с этим варварским оружием.
Солдат издал боевой клич и сделал глубокий выпад. Мне без труда удалось отбить клинок, а затем последовал удар ногой в челюсть. Поспешно стянув с него панцирь и шлем, я надел их — жалкая, но все-таки маскировка. Пробежку по городу обратно ко дворцу я запомнил плохо. По улицам шли и шли солдаты. Я прятался, а где это не удавалось, переходил на строевой шаг и отдавал воинский салют — еще днем подглядел, как это делается. Остановили меня у самого дворца.
— Хорош солдат, который драпает, когда его товарищи борются с мятежниками, — произнес у меня над ухом насмешливый голос.
Я отпустил прутья ограды, через которую собирался перемахнуть, и нащупывая левой рукой застежки панциря, медленно повернулся. Он стоял в трех шагах от меня, здоровенный бык, с нашивками офицера. Ну и, конечно, с «цветной капустой». А за его спиной маячили улыбающиеся физиономии еще троих — судя по форме, это были простые солдаты.
— Хороша та армия, — тем же тоном отозвался я, нащупав наконец, нужный шнурок, — которая сражается с собственным народом. — Панцирь упал к моим ногам, и я отшвырнул его пинком.