Белая книга
Шрифт:
– Хорошо-хорошо, я понимаю, что ни один маг не будет делиться своими секретами просто так.
– Я не маг! – запротестовал Ник.
– Ты – будущий маг, причём превосходный, я это чувствую.
– Я не маг, – упорно повторил Ник, – ни будущий, ни прошлый, никакой. Магов вообще не бывает!
– Зря ты веришь своей волшебной энциклопедии, – мягко сказал голос, – какой бы волшебной она ни была, она сделана людьми. Ведь волшебники – это тоже люди, хотя и особенные. Но всем людям свойственно ошибаться, независимо от того, обладают они какими-нибудь выдающимися способностями или нет.
– Энциклопедия не может ошибаться! – возмутился Ник.
– Мне нравится твоя уверенность! Это качество крайне необходимо для мага. Так что ты скажешь насчёт моего предложения?
Ник покачал головой.
– Даже не знаю, – энтузиазма в голосе Ника заметно убавилось. Одно дело – разговаривать пусть и с неизвестно откуда идущим голосом о компьютерах, в которых всё было знакомо и понятно. И совсем другое дело согласиться потратить целых десять лет своей жизни на обучение тому, во что ты ни капельки не веришь. А давать слово, не собираясь его выполнять, Никифор не хотел. Поэтому для начала он решил узнать о предложении голоса немного больше.
– А где учат на волшебников? – спросил Ник.
– Разумеется, в универмаге.
Ник от удивления чуть не свалился с коробки:
– Где?! – ещё раз переспросил Ник, подумав, что он ослышался.
– В универмаге, – повторил голос, – в Универсальной Магической Гимназии. Это волшебное учебное заведение, вроде школы. Но это не простая школа. В УниверМаГ нельзя просто приходить на занятия пять раз в неделю, как это делают обычные люди. Тебе придётся жить там всё время обучения.
– Но я не хочу в УниверМаГ, я хочу домой! – мысль о том, что ему нужно будет жить в школе, пусть и особенной, ужаснула Ника. Даже если ты очень любишь школу, проводить в ней двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю может только чокнутый. А Ник не был чокнутым и к тому же не очень-то любил школу. Для него гораздо интереснее было сидеть за компьютером или общаться с друзьями. О том, чтобы безвылазно просидеть в какой-то там школе десять лет, не могло быть и речи. Ник твёрдо решил, что он вернётся домой. Но у голоса было совсем другое мнение.
– Забудь о доме, дружок, – вкрадчиво откликнулся он на мысленную тираду Ника, – да и что тебя там ждёт? Родители, которые двенадцать лет не знали, как от тебя избавиться?
– Неправда, – запротестовал Ник, – они любят меня.
– Да, конечно, именно из-за большой любви они каждый год подсовывали тебе свечки, которые должны были отправить тебя подальше от них. В такое место, из которого ты бы никогда не смог выбраться.
– Они ничего не знали про свечки! – Ник и мысли не хотел допускать, что мама и папа как-то замешаны в том, что с ним произошло.
– Это ты так думаешь. А подумай-ка вот ещё о чём. Если бы они действительно не знали, чем может закончиться задувание свечей, то они бы не стали так настойчиво предлагать тебе это из года в год. Причём заметь, ни мама, ни папа ни разу не помогли тебе их задуть. А всё почему? Потому что они не хотели оказаться на месте твоего дружка!
Ник лихорадочно пытался снова вспомнить каждый свой день рождения, чтобы понять, есть ли в словах голоса хоть крупица правды, но не мог. Все дни рождения слились в один, как ему теперь казалось, кошмарный день. Единственное, что Ник помнил точно, это то, что торт со свечками всегда приносили в одно и то же время. Мама улыбалась и каждый раз произносила одну и ту же фразу: «Ну, вот, Никифор, именно в этот момент ты и родился! Задуй свечки и ты станешь на целый год старше».
– Ну, что? Похоже на правду то, что я тебе рассказал, – насмешливо сказал голос.
– Не знаю, – неохотно ответил Ник.
– Всё ты знаешь, только не хочешь себе признаться, что мама с папой могут быть совсем не теми, за кого себя выдавали целых двенадцать лет. Такое разочарование в родителях – сильное испытание, но ты с ним справишься. У тебя нет другого выбора.
– А если я откажусь Вам помогать?
– С удовольствием посмотрю, как ты будешь барахтаться, пытаясь отсюда выбраться. Какое-никакое, а развлечение. Помнится, ты хотел для начала хотя бы слезть с этой коробки, но у тебя ничего не получилось, не так ли?
– Я пытался, но под ней нет пола.
– Под коробкой нет не только пола: под ней вообще ничего нет. Тебе ещё повезло, что ты сидел на коробке, когда задувал свечи. Если бы ты привстал, то тебя забросило бы в Большую пустоту и без коробки, и без твоего друга. И висел бы ты сейчас один-одинёшенек посреди своей пустоты без дорог и ломал бы голову, что же это с тобой такое происходит. Хотя, – голос выдержал небольшую паузу, – всё зависит от того, как на это дело посмотреть. Может быть, тебе бы повезло больше, если бы ты был один. А теперь тебе придётся принимать решение не только за себя, но и за друга своего тоже. Он ведь помочь тебе хотел, дурашка, – хихикнул голос, – задул чужие свечки, вот и болтается теперь посреди чужой пустоты. А чужая пустота – не сахар, видишь, как его сморило. Да и тебе скоро несладко придётся. Большая пустота, хоть она и твоя, не будет терпеть вас долго. Непременно захочет избавиться и от твоего дружка, и от коробки, и от тебя.
– Почему? – чем больше Ник разговаривал с голосом, тем меньше он понимал, по каким правилам существует то место, куда они попали.
– Потому что она – пустота, – выделил это слово голос, – а вы мешаете ей быть самой собой. Вы наполняете её своими телами и делаете из пустоты вместилище для себя. Она этого не любит.
– Она что, живая? – удивился Ник.
– Всё живое, дружок, даже твоя коробка. Надо только уметь слушать и слышать. Так что на все раздумья осталось у тебя по моим подсчётам не более получаса. Потом пустота начнет сжиматься, чтобы превратиться в маленький шарик, не больше грецкого ореха. Сам понимаешь, в грецкий орех ты не поместишься. Как только лампочка начнёт опускаться – знай, Большой пустоте надоело ваше присутствие и она начала сжиматься.
– А долго она будет сжиматься? – Нику хотелось знать, сколько у него есть времени на принятие решения, если, конечно, голос говорил правду.
– Это зависит от её размера. Твоя Большая пустота на самом деле не такая уж и большая, поэтому, думаю, минут через десять мы будем иметь одним маленьким шариком больше и двумя маленькими мальчиками меньше, – хихикнул голос.
– Мы не маленькие мальчики! – запротестовал Ник.
– На данный момент времени я готов с тобой согласиться, а вот когда пустота начнёт сжиматься, вы вместе с ней будете становиться всё меньше и меньше, пока не исчезнете совсем.
Ник пытался найти в словах голоса хоть какую-то зацепку, которая позволила бы понять, правду говорит голос или разыгрывает. И тут Ника осенило:
– А Вы сами не боитесь? – спросил он у голоса.
– Чего? – удивился голос.
– Того, что вместе с нами Большая пустота уничтожит и Вас?
– Нет, дружок, – ласково проскрипел голос, – потому что меня здесь как бы и нет. В физическом смысле, разумеется.
– А голос?
– А что голос? Голос это звук, звук – это воздух, точнее его колебания. А пустота, по-крайней мере твоя, состоит из воздуха. То есть, по сути дела твоя Большая пустота и мой голос слеплены из одного теста, то есть из воздуха. Так что мне бояться нечего. А вот ты подумай, – участливо сказал голос, – когда пустота сжимается – это не Пустой смерч, просто так от него отмахнуться не удастся.