Белая королева
Шрифт:
Накручивая гладкие фразы на бобину разговора, я погрузил пальцы в якобы беспорядок и принялся интимно свивать пряди, не отводя взгляда от расширившихся зрачков будущей королевы. Сквозь податливые двери глаз, я вливал свои мысли в её разум, я верил доподлинно в то что говорил, потому что годы лицемерия приучили врать на пределе искренности. Кто сказал, что криводушие — ложь? Это временная истина.
Людям кажется, что никто не сможет ими манипулировать (вампиры в этом плане ничуть не умнее смертных, уж я-то знаю, сам дурак), но на деле надо лишь осторожно убеждать каждого,
Меня тоже так неоднократно обманывали, я не исключение из правил, но сейчас знал, что смогу устроить верную игру. Вдохновение вело или не знаю, как это назвать. Когда Саторин творит свои миры, он ведь в них живёт, потому-то они и получаются честными, видимо, я от него всё же чем-то заразился.
Далее меня вынесло на Верею, и вновь пошла эта невесомая игра прикосновений и слов. Богатый мой опыт общения с женщинами помогал моментально войти в нужную интонацию, подстроиться к расположению духа, существовать в унисон, а то и повести за собой там, где понадобится. Я царил в этом зале — точь-в-точь ласковый котёнок, которого все хотят погладить. Никто ведь не будет ревновать к такому милому пушистому существу, безобидному приёмнику избыточных умильных настроений.
С Вереей потолковать я толком так и не успел, Рензо злобно косясь оттеснил в сторону. Его моё мурлыканье не очаровало. Мужчины грубые существа, и не любят котят. Я оскалился прямо ему в лицо, а на Верею взглянул напоследок с глубинным почтением. Пусть запомнит именно это выражение, символическое преклонение колен побеждённого перед победителем. Каждая из блондинок получила мою вассальную преданность, каждая думала, что другим досталось лишь учтивое равнодушие. Таков был план, вполне вероятно, что удался он лишь отчасти, но и это могло обернуться нам на пользу.
Если я их и не перессорил, то каждого заставил задуматься о том, а так ли нужны ему другие?
Выжить я их из клуба всё-таки выжил. Разлетелись белокурые птички по своим делам, один я остался — утомлённый до предела и заметно охрипший. Эмоций во мне не уцелело, лишь боль так и не ушла, я к ней привык и почти обрадовался уюту нашего с ней пребывания в одном теле.
Плюхнувшись в ближайшее кресло, я минуту или две мог лишь бездумно созерцать потолок. Когда взгляд переместился на стены, а разум отметил, что всей комнате не повредил бы качественный ремонт, я решил, что достаточно пришёл в себя и потащился вниз.
В диспетчерской торчал знакомый ленник.
— Корм свой забрать хочу, — сказал я приветливо.
Всегда стараюсь держаться учтиво с осведомлёнными людьми, иногда это помогает разжиться полезными сведениями.
— Да, господин.
Запомнил и меня, и мою собственность, сразу включил обзор нужной камеры. Бент лежал на кровати, бессмысленно теребя пальцами край подушки. Шаровары на нём были другого цвета, значит и помыться разрешают, и сменную одежду дают, я одобрительно кивнул.
— Вы на своей машине или прикажете подать каплю на подземную стоянку?
Тут и обслуживание
— Прикажу каплю, — милостиво позволил я себя ублажить. Добродушно улыбнулся, не показывая клыки. — Можешь снимать мальчика с довольствия. Больше он сюда не вернётся.
Дрогнули уголки губ, воздух этот человек втянул не плавно, а толчками, в два приёма. Неужели ему до сих пор не всё равно? Он ведь не первый день состоит при общинной кормушке. Получается, я наношу ему травму, хотя и повода нет? А мне-то какое до этого дело?
— Я не убью парнишку, — сказал, почти инстинктивно стремясь снять чужую боль, хотя и не мог избавиться от своей. — Верну отцу.
Ленник глянул с недоверчивой пугливостью, столь характерной для людей его звания и я добавил поспешно: и для правдоподобия, и чтобы не показаться слишком хорошим:
— За вознаграждение, разумеется.
Зачем я так с чужим вассалом? Откуда это лёгкий, но вполне ощутимый стыд? Словно обязан быть человеком. Какие глупости. Улетело то время и не вернётся.
Я пошёл знакомым коридором, отворил дверь. Бент вскинул голову, увидев меня, дёрнулся вскочить, но не рискнул пошевелиться, лишь съёжился, затравлено следя взглядом за каждым моим движением. Я ведь для него палач, хотя чего там было тех пыток?
— Привет! — сказал я, усаживаясь на кровать. — Иди сюда.
Он послушно спустил ноги на пол, позволяя мне коснуться губами его шеи. Я принюхался, лизнул для верности кожу. Яд почти переработался, позволяя пить кровь, хотя теперь и ни к чему было. Я спохватился, что юношу даже одеть не во что, следовало попросить принести костюм, который с него сняли, но целы те тряпки или давно уничтожены как улика, думать не хотелось. Он выглядел немного плотнее меня, но поскольку я предпочитал одежду свободного кроя, моя куртка вполне годилась. А что босиком и шаровары слегка просвечивают — так это не повредит: капли управляются автоматом, тому всё равно, как выглядят пассажиры.
Я заставил Бента сунуть руки в рукава и застегнуть пуговицы, подтолкнул к выходу. Шёл он как на казнь, ноги переставлял, словно не гнулись, пришлось положить на плечо ладонь, чтобы обеспечить какое-никакое управление. В капле он затих, овладеть сознанием удалось без труда. Для его же пользы не следовало оставлять в памяти маршрута. По-хорошему полагалось стереть всё, но я решил сохранить в сознании человека эти страшные дни, быть может, приобретённый опыт научит вести себя разумно. Укусов на теле не было, следовательно, и доказательств тоже, а про ужасных вампиров пусть болтает что хочет.
Лишь когда мы остановились у дома его родителей, я отпустил на волю восприятие. Живого привратника не наблюдалось, я сообщил сенсорам у входа, что привёз молодого господина, и ворота тотчас распахнулись. Общественные капли обычно не заезжали на частные территории, но здесь мы проникли беспрепятственно. Поднесло к боковому входу. Дверь тоже раскрылась автоматически. Как видно, благоразумный родитель позаботился удалить слуг. Неглупо, учитывая, что он не знал в каком именно состоянии получит блудного сына.