Белая королева
Шрифт:
Я не стала выдвигать никаких возражений и не велела никому из моих друзей опротестовывать это решение и защищать нас. Это стало первым шагом по вызволению нас из той тюрьмы, в которую превратилось убежище, и первым шагом к тому, чтобы стать, по выражению Елизаветы, «обычной семьей». Если, согласно закону Англии, я всего лишь вдова сэра Ричарда Грея и бывшая любовница бывшего короля, если, согласно этому закону, мои дети рождены вне брака и являются плодом вульгарного адюльтера, то никакой особой ценности мы, разумеется, не представляем, живые или мертвые, в тюрьме или на воле. А значит, не имеет никакого значения, где мы в данный момент находимся и чем занимаемся. Уже одного этого было достаточно для обеспечения нам свободы.
Впрочем, куда более важно, что, как только мы начнем тихо жить в каком-нибудь частном доме, мой мальчик, мой маленький Ричард, снова будет с нами вместе. Я думала об этом, хотя
МАРТ 1484 ГОДА
Наконец я получила письмо от леди Маргариты. Долгое время я гадала, придет ли мне когда-нибудь послание от моей «дорогой подруги и верной союзницы». Штурм Тауэра, который готовила именно она, самым жалким образом провалился. А теперь ее сын трезвонил повсюду, что мои сыновья убиты, и заявлял при этом, что обстоятельства их гибели и место их захоронения известны одной лишь его матери. Мятеж, который также готовила Маргарита, завершился полным поражением, что вызвало у меня немало подозрений. И как ни странно, ее супруг по-прежнему пребывал в большом фаворе у короля Ричарда, хотя все прекрасно представляли, какую роль в неудавшемся восстании сыграла его жена. Что до меня, то я уже не сомневалась: леди Маргарита весьма ненадежный друг и сомнительный союзник. Она великолепно умела создать впечатление, будто знает все на свете, но ни к чему вроде бы не причастна, а потому всегда оставалась безнаказанной.
Маргарита писала, что не имела ни малейшей возможности связаться со мной — ни писать мне, ни посетить меня она не могла, поскольку ее супруг, лорд Стэнли, «самым жестоким образом» посадил ее под арест, честно исполняя приказ своего друга, короля Ричарда, за которого стоял горой во время недавнего мятежа. Оказывается, сын лорда Стэнли, лорд Стрендж, собрал небольшое войско в поддержку короля, то есть все слухи о том, что он якобы выступал в поддержку Генриха Тюдора, ложны. Его верность королю никогда не подвергалась сомнению. У меня, впрочем, нашлось бы немало свидетелей того, что агенты леди Маргариты так и сновали между Бретанью и Англией, дабы обеспечить ее сыну Генриху Тюдору возможность предъявить свои права на королевский трон. У меня также имелись шпионы, способные подтвердить, что именно епископ Мортон, великий друг и советчик леди Маргариты, убедил герцога Бекингема пойти против собственного государя. А кое-кто готов был поклясться, что Маргарита заключила со мной соглашение о браке моей дочери Елизаветы и ее сына Генриха Тюдора; кстати, доказательством этому служил и рождественский праздник в Реннском соборе, во время которого Генрих Тюдор громогласно объявил, что женится на моей дочери и непременно станет королем Англии, после чего вся его свита — в том числе и мой сын Томас Грей — принесла ему присягу верности, преклонив колена.
Я могла себе вообразить, сколько усилий потратил лорд Стэнли, супруг леди Маргарита, как быстро и горячо говорил, убеждая встревоженного монарха, что, хоть его жена и является вдохновительницей заговора и мятежа, сам-то он никогда и мысли не допускал о воцарении его пасынка на троне. Что он даже не думал о тех преимуществах, которые могли быть с этим связаны. Впрочем, Ричарда, судя по всему, удалось успокоить. И Стэнли со своим девизом «Sans changer» по-прежнему оставался у короля в фаворе, а вот его жене Маргарите пришлось сидеть взаперти в собственном доме. К ней не допускали никого из верных слуг; ей также запрещена была любая переписка или отправка с гонцами устных посланий — в первую очередь, разумеется, ее собственному сыну. Леди Маргариту также лишили наследства и всех ее земельных владений. Впрочем, эти богатства были переданы ее супругу на том условии, что он глаз не спустит с жены.
Маргарита всегда обладала сильным характером и пользовалась значительным влиянием на окружающих. Ее, видимо, не слишком расстроило, что все ее состояние и земли оказались в руках лорда Стэнли, а собственный муж заключил ее под арест в родном поместье, поклявшись Ричарду, что супруга никому более писать не станет и ни в одном заговоре участия не примет. Впрочем, Маргарите явно было наплевать на все эти запреты — она уже снова мне писала и явно готовила заговор, что,
Ваша милость, дорогая сестра моя — ведь именно так мне следует называть Вас, мать той девушки, которая и мне вскоре станет дочерью, тогда как Вы станете второй матерью моему сыну.
Так витиевато и сентиментально начала Маргарита свое послание. Стиль у нее, впрочем, всегда отличался излишней цветистостью, поскольку в жизни она была особой весьма эмоциональной. Письмо даже украшала клякса — видимо, это свидетельствовало о том, что на глаза ей навернулись слезы радости при мысли о скорой свадьбе наших детей. Я с отвращением смотрела на эту кляксу. Даже если бы я не подозревала Маргариту в предательстве и иных ужасных злодеяниях, подобная чувствительность не тронула бы меня ни капли. Я продолжила читать.
Я весьма встревожена сообщением моего сына о том, что Ваш сын Томас Грей решил покинуть двор Генриха и его пришлось долго уговаривать остаться. Ваша милость, дорогая моя сестра! Что могло приключиться с Вашим мальчиком? Не могли бы Вы убедить его, что интересы Вашей семьи и моей полностью совпадают, что он действительно один из любимейших друзей моего сына Генриха? Прошу Вас, умоляю, прикажите ему, как любящая мать, перетерпеть трудности, связанные со ссылкой, и не сомневаться, что вознаграждение, которое все сторонники моего сына обретут, одержав победу, будет поистине велико. Если же Ваш Томас что-то слышал или чего-то боится, ему следует побеседовать с самим Генрихом, и тот, надеюсь, сумеет его успокоить. Наш мир, как известно, полон слухов и сплетен. Вряд ли Томасу захочется предстать в роли перебежчика или просто человека слабохарактерного.
Я-то сижу взаперти, так что никакие новости до меня не доходят, но, насколько я понимаю, этот тиран Ричард намерен принять Ваших старших девочек ко двору. Очень Вас прошу: не отпускайте их! Да и Генриху было бы неприятно, если бы его невеста оказалась среди придворных Ричарда, подвергаясь всевозможным соблазнам и искушениям; не сомневаюсь, Вы как мать испытали бы отвращение, узнав, что Ваша дочь попала в руки человека, убившего ее братьев и Ваших сыновей. Подумайте только: ведь Ваши девочки могут оказаться во власти убийцы! Мне кажется, им и самим невмоготу видеть этого страшного человека. По-моему, лучше уж Вам всем пока оставаться в убежище, чем заставлять их, юных девушек, целовать руку тирану и подчиняться приказам его жены. Я знаю, что в данном случае Ваши чувства весьма схожи с моими. Нет, это совершенно невозможно!
По крайней мере, ради Вашего же блага велите своим девочкам остаться с Вами и спокойно жить в Вашем поместье, если Ричард все же освободит Вас. Или же, если он этого не сделает, оставайтесь в убежище вплоть до того СЧАСТЛИВОГО ДНЯ, когда Ваша Елизавета станет королевой, окруженной собственными придворными, когда она станет не только Вашей возлюбленной дочерью, но и моей!
Ваш самый верный друг, увы, как и Вы, пребывающий в заключении,
Я отнесла это письмо моей дочери и с удовольствием наблюдала за тем, как улыбка на ее лице делается все шире. Наконец она расхохоталась и воскликнула:
— Боже мой! Вот старая плутовка.
— Елизавета! Это, возможно, твоя будущая свекровь.
— Да-да, только станет она ею в тот самый «счастливый день», и никак не раньше. Кстати, почему это она так не хочет, чтобы мы отправились ко двору? Почему это нас нужно защищать от искушений и соблазнов?
Я забрала у дочери письмо и перечитала его.
— Ричарду вскоре станет известно, что ты помолвлена с Генрихом Тюдором, — рассуждала я, — ведь Тюдор объявил об этом прилюдно. И Ричард не может не понимать, что в таком случае все ближайшее окружение Риверсов окажется на стороне Тюдора. За тобой теперь стоит и весь дом Йорков. Ты наша единственная наследница. Так что в его, Ричарда, интересах взять всех вас, моих девочек, ко двору и постараться как можно удачнее выдать замуж за своих собственных родственников и друзей. Тогда Тюдор снова окажется в изоляции, а вы, наследницы дома Йорков, будете женами людей самых обычных, возможно даже не слишком знатных. Больше всего леди Маргарита боится, что ты дотанцуешься с каким-нибудь смазливым молодым лордом до замужества и оставишь ее Генриха в дураках — и без невесты, и без поддержки твоих могущественных сторонников.